Возвращение

Замужество?

Да и пусть его! Прабабушка меня поддержит, отец с ней спорить не насмелится! Обойдусь! На капище уйду! Волхвой стану!

Лишь бы жив был!

Первые шаги я сделала. Посмотрим, к чему это приведет...

***

Любава размахнулась, Рудольфусу пощечину отвесила.

Хотела, увернулся Руди, руку карающую перехватил.

– Почто немилость такая, Любушка?

– Ты почему мне правды не сказал!? Как вы посмели с Федькой такое утаить?

– О чем ты, Любушка?

– О девке рыжей, красивой такой...

Понял Руди, помрачнел.

– Думал я, Любушка, как беду эту избыть. Думал... было... и знаешь ты, почему так получилось.

После рассказа подробного горестно покачала головой Любава.

Знала, и догадывалась она о причинах, и... кому ж свою вину признавать захочется?

– Так что ж теперь-то, Руди?

– Не спеши, Любушка, да не дави на Феденьку. Все я решу...

– Делай, Руди, ежели что, помогу я тебе.

Рудольфус только кивнул.

Поможет, конечно. В одной они лодке, и много кто еще там, рядом с ними... все утонут, ежели что. Нет у Любавы другого выхода, только помогать.

– Ты мне вот еще о чем скажи! Ты... просила на Заболоцкую посмотреть?

Теперь уж очередь Любавы ухмыляться настала.

– Просила, Руди. Поглядела на нее племяшка, сказала, что кровь в Устинье сильная, старая.

– И ничего более?

– А что еще должно быть? Сил в ней много, светится она вся, ровно яблоко наливное, только сорвать да съесть осталось.

Помнил Руди про девушку, которая Федору помогла. Но ведь... Устинья то? Или нет?

– Не ведьма она? Нет?

– Этого в ней нет.

Руди дух перевел. А про волхвов и не подумал никто из них, даже и мысли не мелькнуло. Не приходит такое-то в голову сразу! Волхвы же!

Роща стоит да, и старуха в ней сидит какая-то. Волхвы - они отшельники, седые, грозные... опасно рядом с ними. А тут боярышня... как ее в таком-то заподозрить?

И мысли не мелькнуло даже.

А кто ж все-таки Федору помог? Но... видел Руди глаза Устиньи. Не стала бы она добром помогать, нет, не стала. Значит, не она.

Ну и ладно. Ему же проще будет.

– А все ж не по душе она тебе, Любушка?

– Не по душе. И Феденьку эта гадина не иначе, как приворожила.

Рудольфус об этом думал. Но...

– Любушка, так ведь и сам мог парень влюбиться, возраст уж такой, что и можно!

– Можно?! МОЖНО?! Руди, он мне заявил, что эта гадина ему трона дороже!

– Так он покамест и не на троне.

– Руди!!!

– Любушка, ты от меня-то чего хочешь?

– Чтобы ты как-то ее...

– Соблазнил? Не получится.

– Почему же?

Руди только сглотнул. Воспоминания уж больно нехорошие были. Долго он о своем разговоре с Устиньей размышлял. А о соблазнении и не задумался. Какое уж тут соблазнение, когда на тебя смотрят даже не как на мужчину! Как на слизня особо гадкого!

Можно и сил не тратить, не получится ничего. Но царице о том знать не обязательно.

– Пробовал я, Любушка. Надеялся, что отстанет она от Теодора, ан - зря.

– Так что ж теперь?! Терпеть все это?!

– Любушка, ты ведь не пришла бы, когда б терпеть решилась. Что ты придумала?

Царица Любава Никодимовна покрутила один из перстней. Большой сапфир, граненый кабошоном. Звездчатый, безумных денег стоящий. Его царь на рождение сына подарил.

– Придумала, Руди. Когда Феденька ее хочет, надобно ему дать желаемое. Можно ведь схватить ее, скрутить и привезти куда в потайное место. А там... пусть Феденька с ней натешится, а когда и придушит наглую девку - не велик ущерб.

– Любушка, а коли не получится по-твоему?

– А для того ты там будешь, Руди. Ты его туда привезешь, ты их там покараулишь.

Руди задумался.

Идея Любавы у него никакого протеста не вызвала.

Устинью он видел, и понимал, что ей не нравится. Договориться, может, и выйдет, так ведь бабы! С мужчинами проще, с ними как договоришься, так и будет. А бабы сорок раз все по-своему перерешают, да еще ты виноват останешься. И то...

Пока еще договорится, а сколько вреда Устинья ДО того принесет? Была б она тихой, скромной, спокойной - дело другое. Можно и не трогать бы. Да не получится.

– Хорошо, Любушка. Будь по-твоему. Только денег много потребуется.

Любава и не сомневалась в ответе.

– Будут деньги, Руди. Сколько нужно, будет. Только сделай...

Руди и не возражал. Сделает, чего ж не сделать? Дело-то хорошее, дело нужное.

Ишь ты, взял мальчишка моду! Влюблен он!

Старших он не слушает!

Исправлять надобно! И только - так.

***

– Боярышня, поговорить надобно.

Настасья мимо тенью скользнула.

С помощью Устиньи из дома ее убрали, перевели к швеям, так что боярину она на глаза не попадалась. Одна беда - у всех на виду.

Устя только веки опустила.

– Ночью буду ТАМ ждать.

И это было понятно.

Там - за сеновалом, больше они с Настасьей нигде не виделись. Ладно, коли надобно, Устя придет. Хоть и не до того ей. Хозяйство заботы требует, маменьке она помогает всерьез, та наконец, продохнуть смогла.

Батюшка снова по делам уехал, Илюшка... то ли увлекся кем, то ли еще чего...

А и ладно! Пусть гуляет, кровь молодая, чего ему еще? А самой Усте надо дождаться ночи.

***

– Что скажешь мне, Велигнев?

Агафья явилась за ответом через месяц, как и сказал волхв. И сейчас с ужасом смотрела на давнего знакомого.

Не были они друзьями, но силу волхва она признавала, а то и побаивалась немножко. Сейчас страх на лицо выплеснулся, не совладала она с собой.

Если раньше волхву никто бы и пятидесяти лет не дал, то сейчас...

Стоит перед ней скелет, кожей обтянутый, глаза запали, щеки провалились... хоть ты бери, да и Кощея Бессмертного с него рисуй. Ворон на плече у хозяина сидит, с тревогой смотрит, о щеку его трется, поддерживает...