Возвращение
Шрифт:
– Феденька, а когда женишься, ты Устинью свою так задушишь?
– Не задушу, - спокойно ответил Фёдор.
Возбуждение прошло, и теперь парня охватило равнодушие. Так что отвечал он спокойно и рассудительно.
– Ты в том уверен?
– Уверен, маменька. Я себя помню... почти. Я так озлился из-за подделки... не Устинья это! понимаешь, не Устя! Другое, чужое, не мое! Руки сами сомкнулись! А когда с обычной девкой, такого не случилось. Мы с Руди проверили!
– Вот как...
Платон Митрофанович не знал, что делать.
Хотя...
Ежели
Ему ведь за это больше и не будет ничего. Разве что Борис прогневается, бояре косо смотреть будут... А больше и ничего такого. *
*- по Русской Правде так и было. Вира за убийство холопа - и свободен. Разница только в размере виры. Но Фёдор, как царский брат, мог убивать практически безнаказанно. Прим. авт.
– А коли так... изволь мне помочь, племянник. Али мне слуг кликнуть и приказать из твоих покоев мертвое тело вынести? Ладога сплетнями полнится, мигом до твоей Устиньи добегут...
Фёдор побледнел.
А вот об этом он не подумал. Сможет ли он все объяснить Усте?
И как она смотреть на него будет?
– Не смей!
– выдохнул он.
Рот искривился, руки напряглись... сейчас кинется.
– Не буду. И запомни, племянник. Я-то молчать буду. И матушка твоя молчать будет. А вот кто другой - не знаю.
– Руди молчит.
– Руди тоже виновен в смерти той девушки... кто она была?
– Не знаю... какая-то лембергская девка. Лиза, кажется... Я потом ее семье денег дал.
– Ясно. Так вот, когда не хочешь, чтобы о тебе черные слухи пошли, изволь помочь.
– А ты, дядя... маменька, это ведь вы оба затеяли?
Любава Никодимовна вздохнула.
– Мы как лучше хотели, сынок.
– Знаю. Только впредь так не делайте никогда.
Любава и не собиралась. Из этой беды выбраться бы.
И с Руди она поговорит. О таких вещах она знать должна! Обязана! Много на себя взял Истерман, окорачивать пора!
– Уверен ты насчет Устиньи, сынок?
Фёдор еще раз кивнул.
– Матушка, я потом пробовал... неважно. Такое у меня только когда я понимаю, что обмануть меня хотят. Что не она это, а кто-то под нее подделывается. А когда я знаю, что не Устинья это, все в порядке. Мы с Руди проверяли.
Счет к Руди увеличился. Царица зубами скрипнула...
– Феденька, мы сейчас никого звать не будем. Ты себя как чувствуешь?
– Лучше. Эта хоть руки мне не подрала. И то радует.
Руки и правда были целы. На груди пара царапин, но это так, мелочи.
– Тогда одевайся, Феденька... то есть одежду поправь, и иди с дядей. Помоги ему тело вынести, да и возвращайся.
Фёдор кивнул, послушно подтянул штаны, затянул ремень, и отправился вслед за боярином. Тело и правда надо было убрать.
А царица, оставшись одна, упала на колени перед иконами.
– Господь наш, Творец и защитник...*
*- вольная импровизация автора, не начало молитвы. Прим. авт.
Как-то молиться было тяжеловато.
Мысли кружились
и вспыхивали огнями. Обжигали и замораживали одновременно.Неужели это - за ТОТ грех?
Неужели это расплата?
Глава 10
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Я сделала все, что могла.
Фёдор меня видел и заинтересовался. Бывшего мужа я знаю. Когда б я ему глазки строила, да хихикала, он бы ко мне мигом интерес потерял. Не нужно ему то, что легко достается.
Ему то подай, что просто так не получишь.
Когда б он от меня отказался и ушел, я бы порадовалась. Но - и в этот раз события не изменились.
Почему я его привлекаю?
Сейчас я могу предположить, что его привлекает моя сила, моя пробужденная кровь. Она его и тогда привлекала, чуял он во мне скрытое, но кровь так и не запела, не проснулась. Фёдор разочаровался, и отослал меня в монастырь.
Может быть.
После смерти любимого я не жила, я существовала. Какая уж тут сила... если и тянул он с меня что-то... много я отдать не могла, не жила я - существовала, угасала. И любимый умер, и ребеночка я потом хоть и смогла зачать, а потеряла...
Сейчас я более привлекательна для Фёдора. Ежели его дядя, боярин Раенский, об отборе для невест царевичевых заговорил... смотрины мне устроил. Сначала он.
Потом царица Любава.
Дрянь мерзкая!
Вот кому бы я зубами в горло впилась, не пожалела. Она заговор устроила, она моего любимого в могилу свела, ее руками все сделано было. А не руками, так задумками.
Что уж теперь...
Тогда я ей подходила как невестка.
Глупая, покорная, спокойная - чего еще желать? Чтобы Фёдор при моей юбке сидел денно и нощно, чтобы мы оба ее слушались. Она это получила. Почти.
Фёдор все же срывался, уходил с Истерманом, с дружками... потом возвращался. А она правила Россой в свое удовольствие. Она и ее семейка.
Твари жадные!
НЕНАВИЖУ!!!
Сейчас я сделала, что могла. Фёдору я по душе пришлась, он меня в палаты тянуть будет. На отбор, в невесты. Так что попаду я, куда мне надобно. Хотя и ненадолго, да мне надолго и ни к чему. Тут уж либо пан, либо пропал.
Царице я, напротив, не по душе. Она все сделает, чтобы Феденьку своего обожаемого от меня отвернуть, другую ему подсунуть.
А и пусть.
Мне главное в палаты царские попасть. А потом... потом я разберусь уже, что делать. Найду тропиночку. Пролезу, гадюкой проскользну, на брюхе проползу. Ничего не побоюсь, ни осуждения, ни проклятия, лишь бы ОН жив был.
Даже не со мной!
Даже сам по себе, но пусть жив будет! Пусть радуется новому дню, пусть улыбается, пусть живет, встречает рассветы и провожает закаты.
Даже если без меня - неважно!
Лишь бы жил!
А я буду дышать одним воздухом с НИМ, оберегать любимого и буду тем счастлива.