Возвращение

Только вот...

– А Устинья как же там без меня будет?

– Как и до того. Не думаю, что до зимы что-то с ней серьезное случится. Оставайся, Агафья. Не надо тебе в столицу сейчас, не к добру!

Агафья вздохнула, но куда деваться?

Ежели волхв что-то такое говорит, его тоже послушать надо. Она и сама не из последних будет, но... сам про себя не почуешь. Побудет она в гостях у Велигнева, подождет. Авось, и правда, ничего с внучкой не случится. Хотя и неладно на душе...

Вот и думай, как лучше сделать?

Ох, тяжко...

***

Илья дернулся, подскочил на кровати.

Ох, тяжко.

Не первый раз к нему тот кошмар приходит, не второй. А все одно - тяжко.

Вроде в имение приехал, легче было, а вот, в столице, наново все началось.

Словно лежит он в кровати, а вокруг него змея обвилась, громадная, черная, и душит, душит, бьется Илья в тугих кольцах, а разорвать их не может, кричит, да наружу звука не выходит, а потом наклоняется над ним гадина, чтобы горло вырвать - и самое страшное, что видит он, от чего просыпается.

Человеческие у нее глаза.

Человеческие глаза на змеиной морде.

В этот миг Илья и просыпается от ужаса.

Он знает.

Однажды змея возьмет свое.

А он? Что будет с ним?

Наверное, он умрет. Ох, мамочка, страшно-то как, тошно... помолиться, что ли?

Илья поднялся, и как был, в рубахе тонкой, в крестовую отправился. Авось, и полегче будет? Опустился на колени, вдохнул запах воска, ладана...

– Отче наш...

***

– Что случилось, Настасья?

Устя оглядывалась по сторонам.

– Холодает. К утру, поди, и снег выпадет, - Настя смотрела в сторону.

– Ты меня сюда про снег поговорить позвала?

– Нет, боярышня. Кровь я продала.

Устя только головой помотала.

– Кровь? Не понимаю.

– А ты послушай. Послала меня боярыня недавно на базар. Я корзину схватила, да и бегом. Боярыня ждать не любит. А на базаре подходит ко мне баба, ладная да гладкая такая, и навроде как не из наших, иноземка она. Рыжая, фигуристая, вся при всем, в возрасте правда уж... Ты ли, спрашивает, Настасья, холопка у боярина Заболоцкого?

– Так.

– Я, отвечаю, мол я. А тебе чего надобно, милсударыня? А она мне и говорит: знает она и про беду мою, и про то, что боярин меня в деревню отослать решил. Да ведь и там люди живут. А с коровой, да со своим домом и еще лучше. Так не хочу ли я десять рублей заработать?

– Ты не отказалась.

– Конечно, боярышня. Такие деньжищи! Почитай, никогда в руках столько не держала!*

*- 1 рубль = 8 овец. Так что деньги сулили приличные. Прим. авт.

– Так что она попросила?

– Неладное, боярышня. Спрашивала она про тебя как раз. Мол, есть у вас боярышня Устинья. Так сын мой в нее влюблен давно и безответно, а она на него и внимания не обращает.

– Так...

– Нельзя ли мне ее крови получить? Я бы приворот и сделала.

– Оххх!

Устя едва за голову не схватилась.

Действительно, кровь - это сила. Это дорога и мост. И получив ее кровь, с ней можно бы много чего недоброго сделать. Но...

– А ты что же?

– Я, боярышня, сначала посмеялась. Говорю, что ж я тебе - резать, что ли, боярышню буду? Так, поди, она кричать начнет, вырываться... так баба вмиг серьезной стала. Говорит, не надо резать. Поди, месячные крови-то у боярышни бывают?

Вот теперь Устинья схватилась за голову вовсе уж неприкрыто. И бывают, и будут еще, и... не подумала она о таком! А это ведь тоже ее кровь! Ее частичка!

– То-то, боярышня. Начали мы тут торговаться, как два цыгана на ярмарке, сошлись на двадцати пяти рублях!

– Матушка Жива!

– И принесла я ей позавчера твою кровь.

– Мою?

А крови-то у Устиньи уж дней десять, как прошли. И не царапалась она ничем, и Настасья к ней уж дней несколько не подходила. Так что и откуда взялось?

– Ей немного было и надобно, хоть на тряпочке, хоть где. Пары капель будет - и ладно!

– Так чью кровь-то ты ей дала?
– Устинья быстро соображала.

– Веркину.

Верка, вторая боярская полюбовница, последнее время вовсе уж гоголем по двору ходила. Правда, не при боярыне, та ее быстро по щекам нахлестала, но остальным холопкам от наглой дурищи доставалось нещадно.

Ходила, щеки дула, носом крутила. Мол, я главная боярская радость, а вы тут так все, в навозе копаетесь...

– Я платок пропитала, да и принесла ей. Платок, правда, твой взяла. Но старый, штопаный, лично его выстирала дочиста, а как у Верки крови начались, я и подсуетилась.

Устя дыхание смогла перевести.

– И отдала тебе иноземка деньги?

– Отдала, боярышня. А я потом и задумалась, вдруг для дурного чего ей понадобилось. Мне-то она про приворот сказала, а брехня на вороту не повиснет. Через кровь и извести ведь можно!

– Можно, - Устя задумалась ненадолго.
– Как она выглядел, Настасья? Волосы ярко-рыжие, как морковь?

– Нет, боярышня.

Хоть и описала Настасья незнакомку подробно, как могла, а только все одно у Устиньи мыслей не возникло. Ни кто, ни откуда... не понять! И кто бы это мог быть? Федор кого нанял?

Жаль, но навряд ли, слишком царевич в себе уверен, и не подумает он о таким-то, а жаль. Там бы и правда только о привороте речь шла. А тут - кто знает, чего ждать придется? И не только ей, кстати говоря.

– Знаешь что, Настасья, ты у меня завтра платье порвешь.

– Боярышня, да я ж никогда ничего не рвала.

– А сейчас - порвешь. Будешь реветь и каяться. А я тебя по щекам отхлещу, да отца упрошу завтра же в поместье отправить. Может, пара дней еще и есть у нас, да поспешать все равно требуется.

– К чему это, боярышня?

– А к тому. Деньги тебе уплачены немалые, а результат какой будет? Не подумала?

– Верка... ой.

– То-то и оно. Хорошо, когда только приворот будет, Верка и так дура, влюбится - глупее не станет. А как порчу нашлют? Или болезнь какую?

Настасья ойкнула, да рукой рот и зажала. Устя посмотрела на небо. Поежилась.