Возвращения неотделимы от моей жизни и от каждодневного моря — в единый миг я впитал свет, землю и некий поспешный покой. Луковицей была луна, питательным шаром ночи, а солнце — апельсином погрузилось в море — таким было пришествие, которое я сносил и не выносил до сих пор, пришествие, которое выяснил — и вот я здесь, — отныне правдиво лишь возвращение. Я ощутил его, как крушение, — будто стеклянный орех разбился вдребезги о скалу, и грянул гром, и налетел свет, свет побережья и усталого моря, моря, добытого здесь, навсегда. Я состою из множества возвращений, сплотившихся в тревожную гроздь, вот снова — прощайте! — я отправляюсь в гибельное путешествие в никакие края, единственный мой маршрут — возвращение. В эту пору, влекомый соблазнами, я боюсь ступить на песок, войти в сияние этого раненого расплесканного моря, но уже готов к связанным со мной несправедливостям, решение упало со звоном хрустального плода, который разбивается, и в этом звонком взрыве я увидел жизнь, землю, окутанную потёмками и зарницами, — и коснулся губами чаши моря.