Возвышение падших

— Чего ты хочешь? — остановившись, раздражённо спросила Хюррем Султан.

— Мне нужна помощь в разоблачении так нелюбимой нами обеими Эсен Султан.

— Разоблачении?

— Гибель Гюльхан Султан — её работа. Надеюсь, ты в курсе того, что происходит в Топ Капы и вообще в столице? Или радости семейной жизни для тебя всё затмили?

— Что бы не происходило в Топ Капы, меня это не интересует, — равнодушно отозвалась Хюррем Султан. — Какое мне дело до того, кто управляет султанским гаремом или сидит на османском троне, если это никак не влияет на мою жизнь и на моё счастье? Я переросла свои прошлые амбиции и мечты. Поверь, и тебе следует это сделать. Надеюсь, найдёшь дорогу к карете?

Развернувшись, Хюррем Султан медленно направилась в сторону деревянной беседки, провожаемая тяжёлым взглядом чёрных глаз.

Дворец санджак-бея в Манисе.

Быстро осыпается недолговечный цветок жизни. Казалось бы только расцвёл, но неожиданно лепестки осыпаются и стебель усыхает, а после они сгнивают в земле. Ничего не остаётся от этого цветка, когда-то полного жизни.

Прикоснувшись к увядшей и засохшей розе, лепестки которой когда-то были ярко-красными, а теперь стали чёрными, Айсан Султан непонимающе нахмурилась. Розовой куст, около которого она стояла, цвёл и благоухал, как и все деревья и растения во дворцовом саду Манисы. Весна кончалась и приближалось лето. Но отчего-то одна из роз увяла и засохла, зияя чёрным пятном на цветущем кусте красных роз.

Несмотря на произошедшее, день был ясным, тёплым и приятным. Ярко светило солнце, небо было лазурно-голубым и по нему изредка проплывали рыхлые белые облака, похожие на мыльную пену.

Подняв черноволосую голову, Айсан Султан взглянула на небо, солнце и облака, а после прикрыла веки и глубоко вдохнула свежий воздух, наполненный приятными ароматами цветения. Спустя мгновение распахнув веки, она разочарованно вздохнула.

Она ничего не чувствовала. В её груди появилась чёрная дыра, которая засасывала в себя все чувства, все переживания и все мысли. И поглощая их, она ширилась и становилась больше, больше, больше. Становилась всепоглощающей пустотой.

От неё ждали истерик, криков или хотя бы слёз. Но ничего этого не было. Айсан Султан не могла ни кричать, ни плакать. В ней всё будто замерло, застыло и опустело. Султанша онемела, ни чувствуя ни боли, ни красоты окружающего мира, которую она в настоящий момент лицезрела и пыталась хоть что-то почувствовать или ощутить.

Ни небо, ни солнце, ни облака, ни цветущий розовый куст не нашли в ней хоть какого-то отклика. Только странная увядшая и усохшая роза показалась ей… уместной?

Ей хотелось бы, чтобы вместе с ней скорбел весь мир. Чтобы небо было серым и затянутым тяжёлыми тучами, чтобы лил дождь и не светило это раздражающее солнце, чтобы люди также, как и она, утратили возможность что-либо чувствовать. Но всё шло своим чередом. Мир жил, двигался дальше и ему не было дела до того, что шехзаде Сулейман — претендент на османский престол, муж и отец — ночью был найден мёртвым на полу своих покоев со ртом, полным крови.

Айсан Султан до сих пор не могла забыть всей той растерянности, того ужаса, а после той пустоты, которые овладели ею, когда посреди ночи её разбудила Дильшах-калфа и сообщила о случившемся. Не могла забыть, как с растерянностью и непониманием на неё смотрели дети, когда она облачалась в чёрное траурное одеяние перед похоронами, а после говорила им, что их отца больше нет.

Лекари объявили, что шехзаде Сулейман в состоянии сильного алкогольного опьянения упал и сильно ударился головой и грудью, оттого его рот был полон крови. Он умер от того, что опьянел и упал, и Айсан Султан просто не могла поверить, что его настигла подобная глупая и нелепая смерть.

По словам тех же лекарей должно было как можно скорее похоронить шехзаде Сулеймана, пока он не начал разлагаться. Велев Дильшах-калфе отправить весть в столицу и повелителю, Айсан Султан спешно организовала похороны.

На похоронах в одной из мечетей присутствовала только сама султанша, её дети, а также провинциальные паши и беи. Эсен Султан не пожелала приходить, объяснив это тем, что не хотела мешать скорбеть семье шехзаде Сулеймана.

И только когда после похорон в гареме были организованы поминки, она явилась. Облачённая в чёрные траурные одежды и с лицом, выражающим печаль и напряжение. Войдя в гарем, она огляделась, и, увидев Айсан Султан, неподвижно сидящую на небольшом сидении, медленно к ней подошла.

— Примите мои соболезнования. И извинения.

Услышав этот ясный и чистый голос, Айсан Султан вздрогнула, будто очнувшись ото сна, и медленно перевела взгляд серо-зелёных глаз на стоящую перед ней женщину. Вспомнив о правилах, она поднялась с сидения и поклонилась.

— Спасибо, — выдавила Айсан Султан, опускаясь обратно на сидение. — За что вы извиняетесь?

Эсен Султан помедлила с ответом, только слишком уж печально смотря на неё.

— За всё.

Развернувшись, она покинула гарем, столкнувшись в дверях с Зеррин Султан. Они остановились друг против друга. Синие и серо-голубые глаза встретились, и воздух вокруг женщин наэлектризовался.

Зеррин Султан была сломлена во второй раз смертью родного человека. Сначала мать, которую она превозносила, после старший брат, бывший последним её родным человеком в этом дворце. Лицо бледное, глаза красные от пролитых слёз, и… губы, искривлённые в усмешке.

— Неужто и вы решили нести траур? — насмешливо спросила она, медленно оглядев одеяние Эсен Султан.

— Ваша потеря — моя потеря, — ответила та. — Мы — одна семья.

— Вы уж точно мне не семья, — процедила Зеррин Султан, зло сверкнув синими глазами. — Не стыдно вам говорить такие слова после того, что вы сделали?!

— Зеррин Султан, — неожиданно раздался третий голос, и, обернувшись, султанши увидели Айсан Султан, спешно подходящую к ним. — Могу я спокойно поскорбеть в этот день или вы продолжите кричать на весь дворец несправедливые обвинения в адрес законной жены повелителя?

Эсен Султан от этих слов сделалась ещё печальнее, чем прежде, и даже в глубине её серо-голубых глаз появилось чувство вины.

— Несправедливые? — снова усмехнулась та. — Она убила Гюльхан Султан и даже не побоялась в этом признаться. Не удивлюсь, если смерть Сулеймана также на её совести. Вполне ожидаемо, ведь он грозился обо всём рассказать повелителю.

Айсан Султан непонимающе нахмурилась, но, посмотрев на Эсен Султан, увидела в её ответном взгляде только печаль. Нет, она не могла кого-то убить.

— Примите мои извинения, султанша, — произнесла Айсан Султан, выдавив вежливую улыбку. — За себя и Зеррин Султан. Мы сломлены смертью шехзаде Сулеймана и Гюльхан Султан. Думаю, будет лучше, если вы вернётесь в столицу.

— Разумеется, — отозвалась Эсен Султан, и, развернувшись, скрылась в одном из коридоров.

Вынырнув из воспоминаний, Айсан Султан услышала чьи-то приближающиеся шаги. Обернувшись, она увидела Дильшах-калфу, смотрящую на неё с беспокойством и осторожностью.

— Султанша, — поклонилась она. — С вами всё в порядке? Выглядите бледной. Не желаете ли вернуться во дворец?

— Нет, не в порядке. Мой муж и отец моих детей умер, — сухо ответила та, снова прикоснувшись к увядшей розе. — Сорвите эту розу и отнесите в мои покои.

Дильшах-калфа и Элмаз-хатун, стоящие возле султанши, одновременно посмотрели на увядшую розу с почерневшими лепестками и переглянулись.

— Она увяла, что странно, учитывая время года и погоду, — осторожно воскликнула Дильшах-калфа. — К тому же… всего лишь одну? Позвольте Элмаз-хатун сорвать для вас букет цветущих красных роз с этого куста.