Возвышение падших

Орхан, обернувшись на нее, кратко и сдержанно кивнул головой в знак приветствия.

— Как проходит празднество в гареме?

— Словно шабаш ведьм, которые веселятся, прыгая на костях моих братьев.

Орхан напряженно хмурится, тяжело вздохнув, а после медленно подходит к ней ближе и Эдже настораживается, неотрывно следя за ним изумрудными глазами.

— Твои слова что-то задели во мне… — признался Орхан с какой-то обреченностью в голосе.

— Надо же… — усмехнулась Султанша. — Я-то думала, вы лишились возможности чувствовать, раз отдали приказ об убийстве братьев.

— Хватит, Эдже, — устало выдохнул султан, покачав черноволосой головой. — Зачем ты постоянно напоминаешь мне об этом?

— Чтобы вы помнили о том, как поступили. Я буду напоминать вам об этом каждый миг вашей жизни, пока вы не сгорите в страданиях, как я горю.

Орхан неминуемо мрачнеет, но, смолчав, он подходит к столику, стоящему у тахты и, взяв с него небольшую шкатулку, которую принес с собой, протягивает ее хмурой Эдже и раскрывает ее.

На дне из красного бархата в мелькающем свете зажженных свеч засверкало вычурное драгоценное ожерелье из желтого золота с инкрустированными в него кроваво-красными рубинами квадратной формы.

— Прими это, — мягко проговорил Орхан, взглянув на Эдже пронзительными темно-карими глазами. — Хочу скрасить твою боль.

Султанша, поддавшись порыву мятежного сердца, истерзанного страданиями и скорбью, раздраженно схватила ожерелье из шкатулки и с силой бросила его о стену, отчего оно отскочило со звоном на пол и из него вылетело несколько рубинов, разлетевшихся по ковру и краснеющих, словно кровавые капли.

Орхан вздрогнул от раздавшегося звона и с трудом сдержался от слов, просящихся наружу из-за овладевшей им волны негодования и возмущения.

— Не лгите хотя бы самому себе! Вы дарите его мне, дабы покончить с чувством вины, которое съедает вас изнутри. Оно же привело вас в мои покои, которые я прошу вас немедленно покинуть.

— Я снисходителен к твоему поведению, потому что понимаю твою боль и страдания, — твердо процедил мужчина, испепеляя тлеющим в сдерживаемом гневе взором Султаншу. — Но вскоре траур закончится. И тогда ответственность за действия и слова снова возляжет на твои плечи, Эдже. В те недалекие дни снисхождения не жди.

Орхан раздраженно покинул покои, громко хлопнув дверьми, а Эдже бросила тяжелый взгляд в сторону разбитого ожерелья, блестящего на ковре.

Вечер.

Топкапы. Покои Дэфне Султан.

Усталая после продолжительного увеселения Султанша расслабленно восседает на тахте, а рядом с ней, улыбаясь, черноволосый Баязид.

— Как вы, валиде? — раздался его заботливый голос в покоях, погруженных в полумрак вечера, разрушаемый лишь тусклыми свечами.

— Долгим и тяжелым был путь в столицу, мой Шехзаде, — тепло улыбнулась сыну Дэфне, качнув светловолосой головой. — Еще тяжелее оказалась жизнь в Топ Капы. Я уже устала от бесконечных склок в гареме, а ведь это мой первый день жизни здесь…

— Будьте в стороне от этих склок, — понимающе кивнув, ответил Баязид. — Если что, то я всегда рядом с вами и никогда не позволю кому-то обидеть вас.

Дэфне благодарно улыбнулась сыну, проведя ладонью по его щеке, зарастающей щетиной, которой еще совсем недавно не было на его лице, и Шехзаде, перехватив руку матери, почтенно поцеловал ее и приложил ко лбу.

Постучавшись, в покои вошла Миршэ-хатун и, поклонившись, с улыбкой взглянула на свою госпожу.

— Что такое, Миршэ?

— Султанша, Повелитель ожидает вас в своих покоях.

Дэфне в растерянности, а после в настигшей радости расцвела улыбкой, но смутилась, взглянув на сына, с понимающей улыбкой поднявшегося с тахты и поклонившегося матери.

— С вашего позволения, Валиде.

Проводив ушедшего сына взглядом, Дэфне взволнованно поднялась на ноги и неверяще взглянула на Миршэ, разделяющую ее чувства.

— Локман-ага передал приказ?

— Да, госпожа.

— Аллах, неужели ты услышал мои мольбы и поведал мои страдания? — широко улыбаясь, подняла серые глаза к потолку Султанша. — Миршэ, неси то голубое платье, которое так долго ждало этой ночи.

Ночь.

Топкапы. Султанские покои.

Волнительно улыбаясь, Дэфне Султан, облаченная в бело-голубое нежное платье в сопровождении Миршэ-хатун приблизилась к дверям султанской опочивальни и обменялась улыбкой с Локманом-агой, приветственно поклонившемся ей.

— Проходите, Султанша, — проговорил ага. — Повелитель ожидает вас.

Вошедшую в опочивальню светловолосую Султаншу Орхан встретил мрачно восседающим на тахте в траурных одеждах.

Глубокое разочарование завладело женщиной, понявшей, что султан звал ее не для хальвета.

Смущенная, она поклонилась и неосознанно сложила руки перед собой, прикрывая откровенное облачение.

— Повелитель, простите. Я подумала, что…

Орхан хмуро взглянул на нее и, промолчав, вернул взгляд к пламени, пляшущему в горящем камине.

— Дэфне, как думаешь, правильно ли я поступил, что последовал закону Мехмеда Фатиха? — раздался в покоях хриплый голос султана.

Помрачнев, Султанша несмело опустилась на тахту рядом с ним.

— Ты сделал это не только для себя, Орхан, но и для своих детей. Ради их жизни ты пожертвовал жизнями братьев.

— Я чувствую себя… убийцей, — тяжело признался мужчина, опустив голову, словно от непосильной ноши. — Только теперь я понял отца. Он не желал смерти моей Валиде, Нурбахар Султан. Просто так было нужно сделать и он не противился необходимым действиям, последовал тому, что нужно было сделать.

Помолчав, Дэфне тихо вздохнула, сочувственно глядя на Орхана, мрачного и словно постаревшего за один день на несколько лет.

— Севен Султан и Эдже Султан очень переживают казнь своих братьев. На сегодняшнем празднестве они были весьма расстроены.

Орхан мрачнеет, вспомнив, как Эдже обошлась с его подарком.

Вспомнив о сестрах, он задумчиво повернулся к жене, которая покраснела под его взором от того, что неверно истолковала призыв в султанские покои.

— Я хочу назначить управительницей гарема сестру Хюма Шах. Что ты об этом думаешь?

— Султанша давно об этом мечтала, да и, думаю, она в силах справиться с этими обязанностями. А как же Гюльхан? Она так надеется на это назначение…

— Гюльхан не столь умна, какой себя считает, Дэфне. Пусть она и не лишена определенной низменной хитрости, но с гаремом пока не в силах совладать. Эта ответственность тяжела.