Врата Хаоса

обошел вокруг нее, но так и не смог найти ничего, хоть немного напоминающего вход.

Оставалось одно — притаиться и ждать, пока кому-то из гунглов не понадобится войти или

выйти. Я очень надеялся, что не все гунглы ночью спят.

Заметив в лунном свете небольшую глухую нишу в стене, расположенную у самой земли, я вжался в нее и постарался по мере возможности устроиться поудобнее — вдруг ждать

придется долго.

Долго ждать не пришлось, не успело мое сердце отсчитать две дюжины ударов, как я

провалился вниз, в освещенную нещадно коптящим факелом комнату. Приземлился я мягко

благодаря гунглу, который гостеприимно распростерся подо мной, не подавая никаких

признаков жизни. Для почина, а также из любопытства, я все же отсек ему голову и нашел

что это совсем незатруднительно — кожа и мышцы гунглов столь же податливы для доброго

лезвия, как и человеческие. Это меня немного обрадовало, но гораздо больше я порадовался

собственной удачливости: желая спрятаться получше, я нашел вход в башню!

Хвала Эгосу, в помещении, должно быть служившем чем-то вроде прихожей, гунглов

больше не было.

Прямо перед собой я увидел грубо сколоченную дверь, она была единственной, если не

считать зияющего люка в потолке. Перед тем как двигаться дальше, следовало скрыть следы

своего вторжения. Поднапрягшись, я выпихнул тяжеленное тело гунгла на улицу, зашвырнул вслед отрубленную голову, вылез сам, оттащил вражеские останки в сторону и

вернулся обратно, не забыв плотно закрыть круглый люк за собой.

«Теперь — вперед!» — скомандовал я себе, но не успел сделать и шага, как услышал

отчетливый, с хрипотцой голос, несомненно принадлежавший мужчине:

— Когда прервала ночь заката нить,

Явился ты ко мне, дабы спросить

Меня о том, что не вернуть тебе...

Ступай обратно, покорись судьбе.

Я подошел вплотную к двери. Голос зазвучал вновь:

— Нельзя упрямством славы заслужить.

Оно поможет голову сложить.

Ты станешь пищей для моих цветов,

Ужель к концу такому ты готов?

Осторожно приоткрыв дверь, я увидел за ней пустую винтовую каменную лестницу с

крутыми ступенями, освещаемую неровным светом факелов. Интересно, чем меня будут

пугать?.. С первыми звуками таинственного голоса я понял, что, несмотря на все ухищрения, не смог пробраться в башню незаметно. Жаль, я так старался...

На третий раз я уловил в голосе отчетливые нотки раздражения и обрадовался.

Раздражение — удел не уверенных в собственных силах, так что твоя песня еще не спета до

конца, Эвальд, сын Гасстерта!

— Уйди, несчастный, мой покой храня!

Остерегись ты ввергнуть в гнев меня,

Ничтожнейший, словам моим внемли...

Обучение азам стихосложения обязательно для каждого столичного подростка. Когда-то

мне даже нравилось сочинять стихи, правда, недолго. Однако моих способностей хватило

для того, чтобы еще больше вывести из себя неизвестного болтуна, докончив вместо него

четверостишие.

— Как надоели мне стихи твои! — на одном дыхании выпалил я и стал ждать ответа, который последовал после недолгой паузы. На сей раз мой собеседник поленился или просто

не пожелал облечь свои слова в рифму.

— Поднимись ко мне, наглец. Не бойся, все, кроме меня, крепко спят.

Я принял приглашение, обнажил меч и стал подниматься по лестнице.

Глава 18

Я прекрасно понимал, что мои невидимый собеседник пытался заставить меня повернуть

обратно не из желания сохранить мою драгоценную жизнь. Цель его была более практичной: проследив мой обратный путь, можно понять, как мне удалось попасть на остров Фей-Го, форпост темных сил Хаоса. Другого объяснения его заигрыванию с незваным гостем я не

нашел.

Поэтому, без особой спешки одолевая крутые ступени, я постарался за это время

придумать правдоподобную версию, и, смею надеяться, мне это удалось.

Единственная дверь, в которую упиралась лестница, была прямой противоположностью

своей нижней сестре. Гладкая, отполированная до блеска, украшенная кокетливым узором (в

голове мелькнула мысль, что передо мной — таинственные руны Хаоса), да к тому же

окруженная

мягким красноватым светом, казалось проникавшим изнутри. При моем приближении

она медленно и бесшумно отворилась, а стоило мне войти — так же плавно вернулась на

место.

Очутившись внутри, я первым делом огляделся по сторонам и увидел, что оказался в

большом, хорошо освещенном зале, где все было окрашено в красный цвет — и стены, и

обстановка, и мантия хозяина. Бросив беглый взгляд наверх, я увидел, что куполообразный

потолок имеет ту же окраску. Только настенные канделябры с причудливо изогнутыми

свечами баловали разнообразием — они были белыми, потому что материалом для них

послужили кости.

Да, веселым или приятным это место можно было назвать с большой натяжкой. С очень

большой.

Не останавливаясь у порога, я подошел поближе к единственному окну, возле которого в

одном из двух кресел с высокими прямыми спинками сидел мой собеседник. Будучи

готовым к любым неожиданностям, я тем не менее не сумел совладать с собой и отшатнулся, когда он откинул с головы капюшон.

— А ты не такой храбрец, каким казался недавно, — довольно сказал хозяин и

рассмеялся, если звук, подобный скрипу, который издает несмазанное колесо, можно назвать

смехом. — Вложи меч в ножны и присядь — ты, должно быть, устал. Кем бы не были те, кто

приходит сюда без зова, для меня гостеприимство — прежде всего.