Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского

В углах палаты стояли высокие кованые подсвечники с горевшими на них восковыми свечами. На аналое лежала открытая книга. У стены — длинная скамья с резной спинкой, над ней — три окна с цветными стёклами. Одна стена закрыта полками с книгами в кожаных и деревянных переплётах, здесь же нашли место свитки разных размеров, перевязанные лентами, пожелтевшие от времени и потрёпанные от частого чтения, и совершенно новые бесценные носители мудрости человеческой. Убранство покоев Варфоломей рассмотрел мгновенно; взгляд его остановился, когда он увидел митрополита, сидевшего в кресле, похожем на трон. По обе его стороны стояли два пожилых монаха. Стефан и Варфоломей опустились перед митрополитом на колени, склонившись в земном поклоне.

— Прости нас, отче, за дерзость, — произнёс Стефан, не поднимая головы, — дозволь обратиться с просьбой великой.

— Встаньте, дети мои, — ласково сказал Феогност.

Стефан и Варфоломей поднялись. Перед ними в кресле сидел уставший седой человек с окладистой бородой, длинными, аккуратно причёсанными волосами. Из-под косматых бровей на братьев смотрели внимательные глаза.

— Поведайте мне, кто вы, откуда и какова просьба ваша, — тихим голосом спросил митрополит.

Стефан, имея опыт монастырской жизни, взял на себя инициативу. Взглянув мельком на Варфоломея, он понял, что тот его одобряет. Варфоломей же, будучи весьма образованным в основах Православной веры, но не имея опыта общения с иерархами церкви, робел и потому был за это благодарен брату.

— Я, отче, инок Покровского монастыря, что в Хотькове, а это брат мой меньшой Варфоломей. Прошлой осенью, по велению души, имея желание посвятить свою жизнь служению Богу, мы с братом, по благословению настоятеля нашего монастыря игумена Митрофана, удалились в пустыню в лесах за Радонежем. Там провели мы зиму. За время то своими трудами поставили малую церковь и келью.

Феогност выслушал Стефана внимательно, с интересом и затем сказал:

— Похвально дело сие, совершаемое во славу Господа. Чего же вы теперь хотите?

— Теперь, отче святый, — продолжал Стефан, — просим мы твоего благословения на освящение храма сего, чтоб, живя в пустыне, могли мы молиться во славу Господа Бога нашего.

— И вы желаете вернуться в пустыню и продолжить тяжкий труд отшельников? — спросил Феогност с некоторым любопытством.

— Так, отче, — уверенно ответил Стефан.

Немного помолчав, Феогност по-отцовски спокойно и назидательно произнёс:

— Пустынножительство — дело тяжёлое и опасное. Не каждый может выстоять в поединке с силами зла, неизбежном при высочайшем подвиге отшельничества. Такой уединённый подвиг выдерживают только иноки, предварительно закалённые долгим пребыванием в монастыре, да и то не все. Ты уже в возрасте, имеешь жизненный опыт, облачён в иноческий образ. А что брат твой? Ведь он совсем молод. Давно ль он покинул отчий дом? Хватит ли ему сил и мужества?

— Ему, отче, уж двадцать один год. Всю жизнь свою пребывал он в послушании праведным родителям нашим, кои скончались прошлой осенью. Жизнь Варфоломея в родительском доме мало чем отличалась от монастырской. Молитва и пост, послушание и труд — всё, как в обители.

Феогност внимательно посмотрел на Варфоломея:

— Но для монашеского звания ему не хватает иноческого обета-клятвы отречься от мирских благ и всецело посвятить себя Всевышнему.

— Такую клятву, отче, я давно принёс в сердце своём, — ответил Варфоломей уверенно, глядя митрополиту в глаза, и поклонился.

— Иноческий постриг, сын мой, важен бесповоротностью, неотменяемостью, — произнёс митрополит тоном, каким увещевают детей.

Стефан пришёл на помощь Варфоломею:

— Отче, Варфоломей не по букве, но по духу был истинным монахом с младенчества, ещё во чреве праведной матери, воспринявшей подвиг молитвы и поста ради благодатного ребёнка. Отшельничество наше в сию зиму сразу показалось Варфоломею по плечу только потому, что домашняя обитель заменила для него житие среди иноческой братии.

— Сын мой, — обратился Феогност к Варфоломею, — хватит ли тебе сил продолжить столь трудный путь? В Евангелии от Матфея сказано: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».

Вы избрали трудный путь, дети мои, не всякий сможет его осилить, по слову апостола: «много званых, а мало избранных».

— Я твёрд на своём пути, отче, — тихо, но уверенно произнёс Варфоломей, не отводя глаз под взглядом митрополита.

— Надеюсь на упорство твоё, — так же тихо и твёрдо сказал Феогност.

Ободрённый словами митрополита, Варфоломей перехватил инициативу у Стефана:

— Отче, ещё сердечно просим освятить церковь нашу во имя Живоначальной Троицы.

— Хорошо, — согласился Феогност, — будет храм сей обителью Пресвятой Троицы. Благословляю вас, дети мои, на подвиг иноческий. Господь поможет вам и направит на путь истинный.

Митрополит встал и осенил братьев крестным знамением, потом повернулся к стоявшему рядом монаху:

— Отец Макарий, отправь с просителями священнослужителей, пусть возьмут с собой антиминс с мощами святых мучеников и всё потребное для освящения храма. По пути пусть зайдут в монастырь в Хотькове. Разумею я, игумену Митрофану надо идти с ними. А пока накормите гостей и устройте на ночлег.

— Всё выполним, отче, — ответил отец Макарий с лёгким поклоном.

Феогност посмотрел на Стефана, затем на Варфоломея и увидел в нём решительного, уверенного в своей правоте и в то же время мягкого человека. Задержав взгляд на лице юноши, Феогност ласково сказал:

— Спаси вас Бог, дети мои. Идите с миром.

Стефан и Варфоломей ещё раз поклонились митрополиту и вышли из покоев вслед за отцом Макарием.

Через несколько дней Стефан и Варфоломей в сопровождении двух монахов-священнослужителей покинули Москву. По дороге на Маковицу зашли в Хотьково за отцом

Митрофаном, и теперь впятером подходили к пустыньке. Солнце клонилось к горизонту. Впереди, выбирая дорогу, шёл Варфоломей, немного отстав от него, игумен Митрофан, за ними, один за другим, посланники митрополита. Шествие замыкал Стефан, сгибаясь под тяжестью объёмистой котомки. Варфоломей иногда останавливался у деревьев, выискивая зарубки, ждал спутников и шёл дальше. Еле заметная звериная тропа, петляя между деревьями по невысокому обрывистому берегу речки, вышла на поляну, от неё вверх по склону уходил густой лес. Здесь Варфоломей нашёл очередную зарубку и, ожидая спутников, осмотрелся. Это было то место, на котором они с братом купались, когда впервые пришли сюда, только тогда пылала золотая осень и стояла тишина, а теперь бушевало зелёное лето, звенели птичьи голоса.

Наконец спутники догнали Варфоломея, и он, указав рукой в сторону холма, сказал:

— Нам туда.

Увидев, что тропа ведёт вверх, игумен Митрофан остановился, опершись двумя руками на посох. Варфоломей внимательно посмотрел на него.

— Отче, ты не устал? — спросил он, кивнув в сторону поваленного дерева. — Может, присядешь, отдохнёшь немного?

— Скажи, сын мой, ещё долго идти нам? — спросил игумен.

— Нет, отче, осталось только подняться на этот холм, и там наша пустынь.