Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского
Шрифт:
Говорил игумен тихо, неспешно, давая Варфоломею возможность воспринять и осмыслить услышанное.
— Хочу спросить тебя, сын мой, не решил ли ты вслед за своим братом покинуть место сие пустынное и возвратиться в мир?
— Нет, отче, — так же тихо, но твёрдо ответил Варфоломей.
— Ты, сын мой, о жизни в одиночестве по своему опыту знаешь весьма мало, в основном только понаслышке. Жизнь иноческая в уединении столь тяжела, что не испытавшие её с трудом верят рассказам о ней, а иногда и вовсе не верят, потому что перед ними открывается то, что миру грешному вовсе неведомо.
— Отче, никто не понуждал меня к выбору сего пути. Горячая ревность к подвижничеству увлекла меня в пустыню. Все скорби и лишения для меня вожделенны. Горю я, отче, пламенным желанием Божественным.
— Так, сын мой, бывает только в начале пути, которым ты идёшь. Первый восторг твой
Варфоломей, помолчав, твёрдо ответил:
— Готов, отче.
— А мир меж тем будет манить к себе воспоминаниями прошлого, ведь там жилось тепло и уютно. И среди людей можно спастись: идти в обитель какую-нибудь, где добрые братья разделят с тобой скорби твои, помогут в борьбе с врагами добрым советом и братскою молитвой. Зачем же этот подвиг выше сил? Зачем эта страшная пустыня со всеми лишениями?
— Нет, отче, мир умер для меня навсегда.
— Но мир и плоть будут одолевать тебя своими требованиями, не говоря уже о грешных движениях сердца, когда, точно буря, поднимаются страстные порывы, гоня пустынника в мир, сжигая его внутренним огнём.
— Подвизаться противу плоти с её страстями и пожеланиями я обучил себя ещё задолго до удаления в пустыню долговременными пощениями, трудом тяжким и молитвой.
— Но и это ещё не все трудности пустынного жития. Для ревнителя жизни духовной по мере преуспевания в ней открывается борьба уже не с плотью и кровью, а с духами злобы. Стараясь воспрепятствовать ему, они с неимоверной дерзостью устремляются на него, вторгаются в пределы его воображения и чувств, представляют ему странные образы и нелепые мечтания. Душа, не защищённая бронёй святости, может не устоять против видений преисподней. При явлении демона слабый будет сожжён мраком. Не все подвижники выдерживают такое испытание. Только доблестнейшим из своих воинов ради закалки их отваги попускает Господь вступить в прямые поединки с адскими легионами. — Немного помолчав, игумен добавил: — Таков многотрудный путь отшельника.
— Отче, не боюсь я никакого испытания, только боюсь поступков, которые могут отдалить меня от любимого Отца Небесного и утратить небесную помощь.
Немного помолчав, игумен встал, подошёл к церкви, остановился и внимательно посмотрел на икону Христа над входом. Отблески костра падали на образ, и отцу Митрофану показалось, что Христос видит и одобряет его. Игумен перекрестился, поклонился, вернулся к столу и сел. Всё это время Варфоломей внимательно наблюдал за ним.
— Вижу я, сын мой, ты твёрд на избранном пути, но не помешает тебе и опыт святых отцов-подвижников, наученных своей труженической монашеской жизнью.
— Прошу тебя, отче, поведай мне о них, — с жаром стал просить Варфоломей.
— Вот, например, правила святителя Василия Великого для подвизающихся в пустынном уединении. Первое: люби читать Слово Божие, жития и поучения святых, в них найдёшь правила и примеры святой, угодной Господу Богу жизни. Второе: непрестанно наблюдай за собою, каждый вечер рассматривай свои мысли и дела, усердно молись Богу о прощении всего, что сделано против Его заповедей, и спеши исправиться. Утром, после молитвы обдумывай своё положение в наступающий день. Третье: чаще и внимательнее размышляй о смерти, о том, что она неизбежна, неожиданна, что земные блага негодны для будущей жизни. Четвёртое: люби пост, потому что без него нельзя избежать худых помыслов, а за помыслами и худых дел. Пятое: соображай все свои мысли и желания, слова и дела с Христовым Евангелием, строжайше исполняй все заповеди Христовы. Святую память о Боге носи всюду с собою. Шестое: где бы ты ни был, что бы ни делал, всегда твёрдо помни, что Господь смотрит на тебя и видит всё, что ты думаешь, что желаешь и что делаешь. Седьмое: люби молитву и постоянно ею занимайся. Силён Бог и всегда готов прийти на помощь призывающим Его.
Игумен помолчал, затем закончил свои наставления:
— Таковы, сын мой, правила пустынного жития.
Всё время, пока он говорил, Варфоломей, опустив взгляд, напряжённо слушал, стараясь постигнуть смысл сказанного и запомнить. Он помолчал, не находя слов для благодарности, затем, глядя в глаза игумену, тихо произнёс:
— Благодарствую, отче, за науку великомудрую.
Я последую её правилам.Отец Митрофан улыбнулся. Он радовался, что встретил ещё одного человека, твёрдо идущего к Богу своим путём, с которого он никогда не свернёт. Желая оставить Варфоломея наедине с его мыслями, он вышел из-за стола и равнодушным голосом сказал:
— Однако уже совсем стемнело, и огонь догорел. Пора ко сну, завтра предстоит долгий путь.
Варфоломей тоже встал:
— Прошу тебя, отче, не забывай меня, грешного.
— Я буду молиться за тебя, сын мой.
Варфоломей опустился перед игуменом на колени и пылко заговорил:
— Молись, молись, отче, чтобы Господь послал мне силы устоять против брани и искушений бесовских, чтоб сохранил Он меня и от лютых зверей среди мест пустынных.
— Встань, сын мой, — отец Митрофан поднял Варфоломея с колен. — Благословен Бог. Он не попускает нам искушений выше сил наших. Да сохранит тебя Господь.
Игумен осенил крестным знамением Варфоломея, стоявшего с опущенной головой.
— Навещай меня иногда, отче, — ещё раз просил Варфоломей.
— Обязательно, сын мой. А теперь пойду отдыхать.
Игумен отправился в келью. Варфоломей, затушив костёр, пошёл в церковь и молился там до утра. Всю ночь небо было ясное и ярко светила луна.
На следующий день, после утренней службы отец Митрофан покинул уединённую лесную келью. Варфоломей проводил его до реки, здесь игумен ещё раз благословил его на подвиг жизни отшельнической и тихой размеренной походкой ушёл по единственной тропе, соединявшей ещё неопытного пустынника с миром. Оставшись один, Варфоломей долго стоял, не отрывая взора от лесной чащи, скрывшей игумена Митрофана — последнего человека, которого он видел перед суровой и неизвестной зимой.
Окончательно осень пришла на Маковицу в середине октября. Дни стали короткими, но для юноши они были длинными. Ночи казались мрачными, тяжёлыми и долгими. Трудно было молодому пустыннику, ещё не окрепшему душой и не закалённому в жизненных невзгодах, оставаться одному в маленькой келье ночью в глухом лесу среди столетних деревьев. Тот, кто не бывал в таких условиях, может не понять, что мог испытывать юный отшельник, впервые оставшийся один в диком лесу.
Поздняя осень до первых заморозков и первого снега — самое унылое время года, когда замирает всё живое и безраздельно властвуют мрачные стихии, нагнетающие уныние и страх. Чаще и сильнее стала бушевать осенняя непогода. Под порывами дикого ветра падали сухие деревья, загораживая тропу, которая и до того была едва заметная и мало проходимая. На юношу всё больше наваливалось чувство удалённости от мира, его надежда на какую-либо помощь со стороны постепенно угасала, как догорающая свеча. На неопытного отшельника надвигалось неведомое ранее беспокойство, усиливающееся с каждым днём, справляться с ним было все труднее и труднее. И наконец, пришло время, когда Варфоломей в первый и единственный раз испытал страх за свою жизнь и прошёл первую проверку своей душевной стойкости.
Варфоломей сидел на лежанке в полутёмной келье. За стенами непогода. Порывистый ветер раскачивал могучие деревья, они скрипели, стонали и хлестали ветками по крыше и стенам кельи. Иногда брошенные порывом ветра сломанные ветки ударяли в окно, и юноше чудились искаженные злобой звериные рожи. Одинокому пустыннику казалось, что кто-то неведомый и страшный, пытаясь ворваться к нему, рычал и стонал в бессильной злобе. К этим стонам примешивался вой голодных волков, привлекаемых запахом жилища. Ветер свистел в трубе, как шепелявый злой дух, выдувая остатки тепла. В келье полумрак. В очаге слабо теплился огонь, блики от него колыхались на стенках кельи, пустыннику мерещилось, что кто-то шевелился за его спиной, неуклонно приближаясь к нему. На отшельника надвигался страх от одиночества и бессилия. Он в смятении искал выход и, в конце концов, осознал, что помочь ему может только Всевидящий и Всесильный Господь. Варфоломей обратился к иконам Христа и Богородицы и начал самозабвенно молиться. Полностью погружаясь в молитву, он постепенно удалялся от окружающей его действительности, не видел ничего кроме Светлых Ликов и не слышал ничего кроме собственного шёпота произносимой им молитвы. Все страхи стали отступать, к нему возвращался душевный покой. Так длилась вся долгая ночь. Только перед рассветом он ненадолго погрузился в сон. Днём опять молитва и тяжёлый труд, прерываемый только на молитву. Его поддерживала и вдохновляла мысль, что он сам добровольно выбрал свой путь. Постепенно Варфоломей стал привыкать жить в одиночестве и перестал бояться ночных скрипов, теней и дикого завывания ветра.