Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского

Лихоимец хлестнул плетью коня, который раньше хозяина почуял опасность и рвался вперёд изо всех сил. Стая всё приближалась и вскоре выбежала на дорогу. Несколько крупных зверей пытались по обочине обойти сани и напасть на лошадь. Видя перед собой богатую добычу, подгоняемые голодом, хищники неистово рвались вперёд, однако, увязая в глубоком снегу, они не могли её догнать. Лихоимец уже видел оскаленные пасти, клыки, капающую с языков зверей слюну. Животный страх овладел им, он всё сильнее нахлёстывал коня. Молодой сильный жеребец, спасая свою жизнь и хозяина, летел вперёд, не давая волкам обойти себя. Гонка продолжалась до леса.

Там дорога была совсем узкой, почти вплотную к ней подступали могучие сосны, между которыми лежал глубокий снег. Здесь звери не могли напасть сбоку и сбились в кучу на дороге, мешая друг другу, бег их замедлился, однако расстояние между ними и санями постепенно сокращалось.

Ездок спиной чуял смертельную опасность, его охватил ужас. Сначала он прижался в санях ближе к лошади, но неожиданно сообразил, что волков гонит голод и запах мяса. Смертельный страх, овладевший лихоимцем, преодолел его жадность, и он сбросил на дорогу свиную тушу. Передние волки набросились на неё, стали рвать на части и, получив свою долю добычи, прекратили преследование. Остальные, перепрыгивая через собратьев, продолжали погоню. Лихоимец сбросил вторую тушу.

Теперь его преследовали только три волка. Впереди бежал самый большой и самый сильный зверь. Он всё приближался. Лихоимец не мог оторвать от него взгляда, ему казалось, что волк увеличивается до размеров разъярённого быка и из его пасти вырывается огонь. Прощаясь с жизнью, лихоимец закрыл глаза, перекрестился и прошептал последние слова:

— Господи, прости меня, грешного.

В это время Михей строгал щепу возле очага в келье игумена. Дверь отворилась, пахнуло холодом, вошёл Сергий.

— Не приходил кто из деревни, где живёт тот обидчик сирот, что мы призывали для беседы? — спросил он, снимая полушубок.

— Нет, отче, — ответил келейник.

— Вижу я, свинку соседу он не отдал, но с ним происходит что-то неладное. Кабы беды какой не случилось.

— Грех он совершил, отче.

— Человек, совершивший грех, оступился, и нам надобно спасать его. За душу каждого человека мы должны молиться, а судьбу его определит Господь. Помолюсь я Всевышнему за душу раба Его, попрошу простить ему грехи и не оставить в беде. Господь милостив.

Сергий зашёл в свою комнату, опустился на колени и стал молиться.

Между тем погоня волков за санями продолжалась. Лихоимец сидел, сжавшись в комок и зажмурившись от ужаса. Наконец, он решился открыть глаза, и увидел, что преследуют его обыкновенные волки и вот-вот настигнут его. Когда самый первый из стаи приблизился настолько, что мог прыгнуть в сани, лихоимца неожиданно осенило: он снял свой новый тулуп и бросил его на зверя. Тот не успел увернуться, и тулуп накрыл его с головой. От неожиданности волк споткнулся и упал. Бегущие за ним звери кинулись на тулуп и, злобно рыча, принялись рвать его, не давая упавшему собрату встать. Наконец он вскочил, и между волками началась драка. Жеребец мчался из последних сил.

Лишившись тулупа и оставшись в одной рубахе, несчастный возница лежал в санях, съёжившись и зарывшись в сено. Он дрожал от страха и холода и даже не видел, куда везёт его лошадь. После перенесённого ужаса им овладело полное безразличие.

Уходя всё дальше и дальше от стаи, не чуя преследования и не управляемый возницей, жеребец постепенно успокоился и пошёл шагом. Утомлённый изнурительной гонкой, он шёл медленно, тяжело дыша, от него валил пар. Наконец он остановился перед мужиками, стоявшими на дороге. Их было четверо, все в старых потрёпанных полушубках, у каждого за поясом топор, в руках рогатина. Несчастный лихоимец продолжал лежать, зарывшись в сено, потому мужики не могли его видеть, и один из них воскликнул:

— Эй, братцы, кажись, в санях никого нет.

— Поглядим, а ну, держи поводья, — скомандовал рослый детина и, вынув из-за пояса топор, направился к саням.

Следом подошли двое других. Услышав человеческие голоса, лихоимец разгреб сено и, увидев мужиков, с испугом спросил:

— Вы кто? Чего надобно?

— А никто, — ответил детина с усмешкой. — Нас добрые люди не видят, нас как бы и нет, ан мы есть. А вот кто ты, поглядим, ну-ка, вылазь из саней.

Лихоимец выбрался на дорогу и стоял молча, дрожа от холода и страха.

— Это как тебя угораздило без одёжи в лесу остаться? — поинтересовался мужичок небольшого роста.

Дрожащим голосом, заикаясь, возница стал рассказывать:

— Волки на меня напали… Не, не волки… Нечисть разная… Пасть — во, зубы — во, — показал он дрожащими руками, — а из пасти огонь… Туши поросячьи и тулуп съели.

— Так, може, и мы не люди, а эти самые… рогатые? — ехидно спросил мужичок.

Лихоимец смотрел на разбойников, в глазах у него двоилось, и ему виделись черти. Несчастный попятился от них, крестясь и бормоча:

— Черти, черти… Сгинь, нечистый.

Мужики дружно засмеялись:

— Эк его приморозило, заикается, и черти перед глазами.

Один из ватаги, осмотрев лошадь и сани, простуженным голосом прохрипел:

— А живёшь ты не худо. Вон, жеребец ладный, сбруя справная, да одежонка твоя не то что наша. Видать, тебе нечистый помогает добро наживать.

— Да-а, лошадка добрая, — пробасил детина, подойдя вплотную к лихоимцу. — Делиться, добрый человек, надо с ближними своими.

Когда возникла угроза лишиться своего добра, к лихоимцу вернулась реальность, и он замямлил плаксивым голосом:

— Ребятушки, не отнимайте лошадёнку, помилуйте Бога ради.

— Ты Бога не поминай, видать, давно ты забыл о нём, коль за тобой нечистый гоняется да добро, которое дал тебе, обратно требует. — Детина нахмурился. — Не своим же горбом ты добро наживал.

— Братцы, не обижайте несчастного, последнее отбираете, — прогнусавил лихоимец.

— Вишь, назвал нас братцами. То верно, братья мы с тобой по делишкам нашим, — с ехидством заметил мужичок небольшого роста. — Знать, грешил много, коль хлебаем мы с тобой из одной миски со стола у нечистого. Только нам он даёт куски поболее, от богатеев, а тебе позволяет отнимать последнее у бедняков. Вот он и привёл тебя к нам, чтоб ты с нами тем добром по-братски поделился.

— А жизнь свою, «братец», — прохрипел простуженный разбойник, хлопнув страдальца по плечу, — кончим мы с тобой одинаково: в преисподней вместе в одном огне гореть будем.

Мужик, державший лошадь за поводья, оглянулся, увидев вдалеке на горе всадников, слегка свистнул.

— Будя трепаться, — пробасил детина. — Возьмём лошадку покататься, а то ноженьки устали, всё пеши ходим.

Мужики быстро сели в сани.

Лихоимец не видел всадников и захныкал:

— Братцы, а как же я? Ведь сгину на морозе.