Вредная привычка жить

– Их сердца бьются в унисон, их глаза, встречаясь, преображаются, а обручальные кольца в соседнем магазине вздрагивают каждый раз, когда их руки сплетаются, и…

– Хватит, хватит этой пошлятины, – запротестовала Виктория Сергеевна, непонятно что делающая в бухгалтерии, – ты зачем пришла-то?

– Приказы Воронцов подписал.

– Давай их сюда.

Виктория Сергеевна протянула руку, и я увидела на ее запястье огромный синяк. Я отвела взгляд, чтобы мой интерес остался незамеченным. Через секунду рукав сполз вниз, и синяк вновь был благополучно спрятан под манжетой.

– Расскажи еще что-нибудь, – попросила Зинка. – Как там Воронцов-то, я бы, девчонки, с ним – ух…

– Что «ух», сиди и не лезь, Воронцов – не твоего полета птица, – сказала недовольная Лариска.

Ну никакого уважения у девчонки к памяти погибшего любовника, уже, небось, губы и на Воронцова раскатала.

– А он к тебе приставал? – спросила Зинка.

– Было дело…

– Я это слушать отказываюсь, – грозно сказала Виктория Сергеевна и вышла из кабинета.

– А ты? – не обращая внимания на уход Ломакиной, спросила Зинка.

Я пожала плечом, мысленно рассуждая – то ли наврать, что «все случилось», то ли сбрехнуть, что я была неприступной.

– А я пока в раздумьях, – ответила я нейтрально.

– Ты что, – возмутилась Лариска, – он такой мужик!

– Мне Носиков сказал, – затараторила Зиночка, – что у нашего нового начальника целая сеть фирм, занимающихся перевозками, и еще – что он раньше крутым бандитом был, у него на спине, на лопатке, татуировка – какая-то птица, разбивающаяся о камни, и он еще перстень носит в память о своей прошлой жизни.

– Что за перстень? – спросила Лариска.

– Не знаю, не видела… с черным камнем.

– Да не носит он никакого перстня, – вмешалась я в разговор. – А откуда Носиков все это знает?

– А Леонид Ефимович как-то в баню ходил с Селезневым, давно это было, а там вроде и Воронцов был.

Я вспомнила, что Крошкин вчера был приглашен Любовью Григорьевной на кофе, и поспешила к себе узнать, какие там новости на интимном фронте.

Любовь Григорьевна, оказывается, тоже жаждала разговора. Увидев мой светлый образ на пороге, она затолкала меня к себе в кабинет, прикрыла дверь и стала нервно перебирать бумаги на столе.

Затем она обернулась и спросила:

– А когда уже можно? Ну… когда уже прилично?

– Вы что имеете в виду? – поинтересовалась я, прекрасно понимая, о чем идет речь.

Просто я не могла отказать себе в удовольствии видеть смущение на лице влюбленной женщины. Это говорило мне о том, что Земля все еще вертится и на ней все еще случаются милые глупости.

– Мы выпили кофе, и потом наступила пауза, – нервно сказала Любовь Григорьевна.

– Надеюсь, вы медленно встали, покачивая бедрами, подошли к выключателю… Погас свет, вы расстегнули две верхние пуговицы и сели на колени к Илье Дмитриевичу…

Любовь Григорьевна побледнела и сказала:

– Нет, нет и еще раз нет, я женщина приличная и думаю, что сразу нельзя!

– Какое же это сразу? – возмутилась я. – Вы же в театр ходили?

– Ходили.

– В буфете там были?

– Были.

– Бутерброды ели?

– Ели.

– Ну так флаг вам в руки, пора уже детей рожать!

– Аня, я прошу, я тебя очень прошу, поговори со мной серьезно, хотя бы раз, для меня это все очень важно!

– Ладно, – сказала я, присаживаясь на стул, – только я закурю.

– Хорошо.

Любовь Григорьевна тоже села и протянула мне пустую баночку из-под орешков: это должно было стать моей пепельницей.

– Что там было после вашей паузы?

– Мы говорили… немного про погоду, потом, конечно, о делах фирмы, как об этом не говорить, когда такое творится… А вдруг я его разочаровала и он больше не захочет подвезти меня домой?

– Захочет, куда он денется, ваша неприступность только на пользу.

– А ты считаешь, что женщина, которая не соглашается в первый же вечер на… связь… она уже неприступная?

– Это не первый ваш вечер, – сказала я, потом вспомнила Лариску и сказала: – Вы все делаете правильно, нечего этих мужиков баловать.

– А что же делать?

– Я думаю, что в следующий раз можно намекнуть, а там пусть сам разбирается.

– А как намекнуть, я же не умею?

– Скажете, что у вас в спальне кран прорвало, не могли бы вы, так сказать, починить? Кстати, осуществите мечту всех женщин – это же почти секс с сантехником!

– Аня, Аня!!!

– Ладно, просто возьмите его за руку и загляните ему в глаза.

– А дальше?

– Дальше он сделает все сам, он же не барабанщик из пионерского отряда.

– Хорошо… это даже несложно…

Дверь открылась, и к нам заглянул Воронцов.

– Ты здесь, – сказал он мне, – я, как видишь, приехал, пошли разбираться с твоими жизненно важными вопросами.

Воронцов достал из шкафчика коньяк, налил себе немного и сказал:

– Слушаю тебя, затаив дыхание.

– Могли бы и мне предложить, – надулась я, поглядывая на коньяк.

– Алкоголь плохо влияет на детский головной мозг.

– Мне нужно три дня за свой счет, – решительно заявила я.

– Какова причина предполагаемого отсутствия? – поинтересовался Воронцов.

– Я не могу вам об этом сказать, и мне нужно уйти прямо сейчас.

– Или ты говоришь мне причину, или разговор закончен.

– Понимаете, – замялась я, – мне нужно ухаживать за мамой.

– Что с ней? Она больна?

Не то чтобы я суеверна, но вешать на мамочку мнимую болезнь не хотелось.

– Нет, она не больна, но уход необходим.

– В связи с чем? – терпеливо спросил Воронцов, допивая коньяк.

– Она у меня неадекватная, – подобрала я нужное слово, – и потом, я так мало о ней забочусь, мне просто необходимо побыть с ней несколько дней.

Я не стала добавлять, что если проведу пару дней со своей мамой, то потом мне придется брать полноценный отпуск и приходить в себя.