Время Апокалипсиса

пана Станислава Лема напомнил. Там покойники, что раком болели, от разных неучтенных факторов оживали. Ужастик, одним словом, но мысль по сути верная. Сейчас, в эпоху НТР, столько неучтенных факторов появилось, что в совокупности своей они могли привести к такому вот результату - мертвых из могил поднять.

– А почему эти самые факторы только немцев оживляют?
– спросил отец Николай.
– Заметь, кладбище здесь большое, а все на нем спокойно лежат: и православные, и мусульмане, и иудеи, правда, этих, слава Богу, немного. Атеисты, и те людей не тревожат.

– Вот-вот, - торопливо прожевывая очередной бутерброд, согласился Кононыкин.
– Я его тоже об этом спросил. Так ведь факторы действительно не изучены! Во-первых, вера чужая, во-вторых, земля тоже чужая, в-третьих, все они насильственной смертью погибли. Язык опять же чужой... Ментальность, наконец! А тут, смотри, из-за Капь-яра радиоактивный фон вырос, раз, - Кононыкин положил недоеденный бутерброд и загнул палец, - ракетные испытания проводились? Проводились! Сколько ядов различных на землю было вылито! Это два! Озоновые дыры, к примеру... Да мало ли! Не, Коль, я тебе так скажу: здесь комплексные исследования проводить надо. На институтском оборудовании. Ученых серьезных пригласить.

– Журналистов тоже надо бы, - задумчиво сказал отец Николай, полоща стакан из-под кефира в мойке.

– Зачем?
– Кононыкин присел на постель.
– Журналистов не надо, Колек. У меня на все эти события полный, как говорится, эксклюзив.

За дверью загремели, в комнату вошел хмурый Воро-жейкин. Коротко поздоровавшись, он снял ботинки и принялся отмывать их прямо в раковине от желтой глины.

– Видел я рабов на конях, - проворчал отец Николай.
– Не в хлеву ведь, чтоб пакостить вероломно!

– Илу полно, - ни к кому не обращаясь, сказал Ворожейкин.

– А рыбу? Рыбу говорящую вы видели?
– нетерпеливо поинтересовался со своей постели Кононыкин.

– Сазан, - кивнул Ворожейкин и насухо вытер ботинки казенным ножным полотенцем.
– Килограммов на семь. Полудохлый уже. Все - бля... бля... бля... Не поймешь, то ли в воду требует отпустить, то ли хлебушка просит.

Кононыкин встал, в одних носках прошел к телевизору и включил его. Некоторое время всматривался в мель-тешение черточек на экране, потом пощелкал переключателем и уныло сказал:

– Вот, блин. Телик навернулся.

Глава четвертая

Телевизор сломался не только в Доме колхозника. К вечеру, когда пришло время очередного мексиканского сериала, уже прочно вошедшего в быт россошчан, выяснилось, что телевизоры программ не принимают и только шипят вроде больных простуженных гадюк, демонстрируя на экранах полеты космических частиц.

Народ привычно взялся за радиоприемники в надежде получить информацию из эфира. В переворот, конечно, никто не верил - когда переворот, по телевизору "Лебединое озеро" показывают или кинофильм "Юность Максима". Но и радиоприемники сельчан разочаровали. В динамиках на всех каналах шуршала пустота, только на волне "Маяка" слышалось какое-то мычание - не то мулла молился Аллаху всемогущему, не то какая-то рок-группа исполняла свою бесконечную композицию.

Где-то через полчаса муллу наконец прервали и в эфир прорвался странный, лишенный интонаций и словно неживой голос. Такой голос мог принадлежать роботу из научно-фантастического кинофильма типа "Планета бурь".

– Братья и сестры!
– совсем по-сталински обращался к радиослушателям неведомый диктор.
– Пришло наконец время, когда каждый должен ответить перед Господом нашим за грехи свои и пороки свои. Пришло время Страшного Суда. Послезавтра в двенадцать часов дня по Гринвичу всем жителям Земли надлежит предстать пред Господом нашим и покаяться в содеянном. Время это дается вам для того, чтобы припомнили вы все грехи свои и не пытались таить их от Отца Небесного, ибо они ему хорошо известны и записаны на скрижалях Небесной Канцелярии. Перечень грехов своих необходимо подавать в письменном виде на стандартных листах бумаги, желательно отпечатанными через два интервала. Соседи, сомневающиеся в искренности грешника, всегда могут дополнить его перечень своим, который можно подавать и в рукописном виде, но исполненным не иначе как печатными буквами. Однако необходимо помнить, что клевета будет рассматриваться как тяжкий грех, а в отдельных случаях и приравниваться к предательству Иуды. Не выключайте свои радиоприемники и слушайте дальнейшие сообщения. А сейчас хор грешников исполнит для вас симфонию Шостаковича "Вечные страдания".

Эфир снова объемисто заполнило угрюмое невнятное мычание, которое после объяснений диктора казалось невыносимым.

Странное это обращение услышали и в Доме колхозника.

В гости к уфологам как раз зашел Аким Поликратов, местный борец за правду и демократические свободы. Борец был невысок, юрок, остронос и быстроглаз. Одет он был в коричневый костюмчик и такую же рубашку. Галстучек у него был подобран в тон рубашке. Поликратов вообще-то пришел в гости к Кононыкину и все допытывался у него, нельзя ли поместить хоть маленькую заметочку об ущемлении его прав местным участковым, который за последние два месяца три раза изымал у Поликратова изготовленный для личного употребления самогон.

– Для себя же гоню!
– горячился Аким, прижимая к груди маленькие остренькие ладошки.
– Ну, продашь кому из сочувствия бутылочку-другую, не без этого. Но нельзя ж так! Предупредить сначала надо, побеседовать... Как вы

считаете, Димочка?

– Мелок ваш вопрос для газеты, - терпеливо объяснял Кононыкин.
– Газета затрагивает серьезные вопросы, которые широкое общественное значение имеют.

– Так они ж сами мой самогон пьют, - кричал Поликратов.
– Акты на уничтожение составляют, так ведь известное же дело, как эти уничтожения проходят!

Сообщение все слушали с недоумением. Поликратова пришлось несколько раз прерывать, потом отец Николай сунул ему под нос кулак и велел замолчать. Поликратов замолчал, но попытался завершить свою историю оживленными жестами.

– Бред собачий, - уверенно сказал Кононыкин, прослушав сообщение.
– Хотел бы я знать, кто это так прикалывается!

Отец Николай промолчал: задумался, видимо, о происходящем. Он лежал на своей койке в трусах и майке, скрестив на груди руки, задрав окладистую черную бороду вверх, и напоминал космонавта, готовящегося к старту. Или штангиста, который после двух неудачных попыток в рывке настраивался все-таки взять вес.

– Не знаю, - с сомнением проговорил Ворожейкин.
– Странно все это. Телевизоры опять же не работают. Не похоже это на чей-то розыгрыш, Дмитрий. Сами посудите мертвые из могил стали вставать? Говорящую рыбу поймали? Рыжие новорожденные с родинками объявились? Странный какой-то ряд проявляется. Теперь только Всадников не хватает да железной саранчи.

– А звезда Полынь?
– поинтересовался Кононыкин.

Где она?

– Так ведь не ночь еще, Дима.
– Ворожейкин покачал

головой.
– Знаете, я сам материалист, но в этой ситуации...

– Вы думаете, что и в самом деле?
– спросил Поликратов, недоверчиво глядя на уфологов.
– Судить нас всех будут? Так это... бумагами запасаться надо. Рекомендации должны .быть... характеристики...

– Какие характеристики?
– скривился брезгливо отец Николай.
– Ты что, хочешь Богу под нос характеристики совать? С печатями? Ну, брат, ты даешь! Совсем ты, Аким, одурел. Да на хрен Богу твои бумажки нужны?