Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

— Чёрт, — выругался он, его голос был резким, как удар хлыста. Он швырнул телефон на пол, экран хрустнул, Рёта вздрогнул. Кай зарычал, почуяв гнев хозяина, и Рю отшатнулся, чуть не уронив фонарик. Кобаяси встал, его фигура нависла над Рётой, как тень смерти. След оборвался, и этот повар был последней ниточкой, которая оказалась пустой. Ярость кипела в нём, требуя выхода.

Рёта, видя его взгляд, затрясся сильнее, его голос сорвался в мольбу.

— Это не он, да? — выпалил он. — Значит, я сказал правду! Вы меня отпустите, да? Я никому не скажу, клянусь! Пожалуйста!

Кобаяси остановился, его губы медленно изогнулись в улыбке — холодной, зловещей, как лезвие, скользящее по коже. Он наклонился к Рёте, его лицо было так близко, что повар чувствовал его дыхание.

— Отпустить? — сказал Кобаяси, его голос был мягким, но ядовитым. — Ты видел меня, Рёта. Видел Кая, моих людей. Знаешь, что я ищу кого-то. Если я тебя отпущу, ты побежишь в «Спрут», к Мураками, или в полицию. Я не могу этого позволить.

Рёта побледнел, его глаза расширились, он дёрнулся, но верёвки держали крепко. Кай зарычал, его зубы были в сантиметрах от ноги повара. Рю смотрел в пол, громилы напряглись, готовые к любому приказу.

Кобаяси выпрямился, его рука медленно скользнула в карман пальто. Он достал нож — тонкий, с чёрной рукояткой, лезвие блеснуло в свете фонарика, как оскал Кая. Кобаяси повернул его в пальцах, свет отразился в его пустых глазах, и улыбка стала шире, хищной. Рёта замер, его дыхание остановилось, страх сковал его, как лёд. Фургон мчался через ночь, дождь барабанил по крыше, и в этом тесном, холодном мире не было выхода.

Глава 11

Подворотня дышала сыростью и страхом, её стены сжимали свет мигающего фонаря, который бросал рваные тени на кирпич. Юто прижался к стене, его глаза были полны ужаса, рюкзак валялся в грязи. Бандит, с оскаленным псом на куртке, нависал над ним, нож в его руке сверкал, как клык, готовый вонзиться. Лезвие было в сантиметрах от горла Юто, и воздух дрожал от напряжения. Я стоял в тени, моё сердце колотилось, кровь гудела в висках. Реален Юто или нет, но нож был настоящим, и если я не вмешаюсь, кровь прольётся. Сомнения, грызшие меня — галлюцинация это или правда, — растворились в адреналине. Я не мог позволить Юто умереть, не сейчас, не так.

— Хватит игр, — прорычал бандит, его голос был как скрежет металла. — Ты знаешь, за что.

Я шагнул вперёд, мои ботинки хрустнули по битому стеклу, и бандит обернулся, его глаза сузились, как у зверя, почуявшего угрозу. Юто замер, его взгляд метнулся ко мне, смесь шока и надежды мелькнула в его лице. Бандит выпрямился, нож всё ещё был у горла Юто, но теперь он смотрел на меня, его губы изогнулись в насмешке.

— Кто ты такой? — рявкнул он. — Вали, пока цел!

Мои рёбра ныли, повязка на руке натянулась, но я стиснул кулаки, чувствуя, как злость, копившаяся после ссоры с Наоми, после всех провалов с фруктами, вырывается наружу. Я не знал, реален ли Юто, но этот бандит был реален, и его нож был угрозой, которую я мог остановить.

— Отпусти его, — сказал я, мой голос был низким, но твёрдым, как сталь. — Или пожалеешь.

Бандит рассмеялся, его смех был резким, как лай. Он убрал нож от Юто, но только чтобы направить его на меня, лезвие блеснуло в свете фонаря. Юто воспользовался моментом, попытался отползти, но бандит схватил его за воротник и швырнул обратно к стене. Юто ударился спиной, его дыхание сбилось, но он остался на ногах, его глаза следили за нами.

— Герой, да? — хмыкнул бандит, делая шаг ко мне. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда я вырежу тебе сердце.

Он рванулся вперёд, нож метнулся к моему животу, быстрый, как змея. Я увернулся, адреналин заглушил боль в рёбрах, и схватил его запястье, выворачивая руку. Бандит зарычал, его свободная рука ударила меня в челюсть, кулак был как молот. Голова загудела, я пошатнулся, но не отпустил. Мы закружились в тесной подворотне, его ботинки скользили по мокрому асфальту, мои — цеплялись за мусор. Нож сверкал между нами, его лезвие то и дело оказывалось в дюймах от моего лица.

— Кенджи! — крикнул Юто, его голос был хриплым, но я не смотрел на него, всё моё внимание было на бандите.

Он был сильнее, чем я ожидал, его татуированные мышцы напрягались, как канаты, но я был быстрее. Я пнул его в колено, он охнул, на миг потеряв равновесие. Этого хватило, чтобы вывернуть его руку сильнее, нож выпал, звякнув о бетон. Бандит взревел, его кулак врезался мне в рёбра, и боль пронзила, как молния. Я задохнулся, но вцепился в его куртку, потянув вниз. Мы рухнули на асфальт, грязь и вода брызнули вокруг, его вес придавил меня, но я не сдавался.

— Сдохни! — прорычал он, его пальцы сомкнулись на моём горле, сжимая, как тиски. Воздух кончился, перед глазами заплясали искры, но я нащупал его лицо, вдавил пальцы в глаза. Он заорал, хватка ослабла, и я сбросил его, перекатившись наверх. Мой кулак врезался в его челюсть, хруст кости отдался в руке. Он дёрнулся, пытаясь ударить, но я был быстрее, мой локоть врезался ему в висок, и его голова откинулась.

Бандит всё ещё шевелился, его рука потянулась к ножу, лежащему в паре шагов. Я схватил его за волосы, рванул назад и ударил ещё раз, в скулу, вложив весь гнев — за Юто, за Наоми, за себя. Его глаза закатились, тело обмякло, и он рухнул в грязь, лицо уткнулось в лужу. Я дышал тяжело, рёбра горели, кровь текла из разбитой губы, но бандит был вырублен, его грудь едва вздымалась.

Я встал, шатаясь, и обернулся к Юто. Он всё ещё прижимался к стене, его лицо было бледным, глаза — полными шока. Рюкзак валялся рядом, его дыхание было прерывистым, но он смотрел на меня, как будто видел впервые. Я шагнул к нему, протянув руку, но замер, не зная, реален ли он, или это очередная шутка моего разума. Подворотня молчала, только дождь шуршал, стекая по стенам, и мигающий фонарь бросал тени, которые казались живыми.

Подворотня осталась позади, её сырость и тени растворились в шуме ночного Токио. Бандит лежал в грязи, без сознания, его куртка с рисунком пса промокла в луже, но я не оглядывался. Юто шёл рядом, его рюкзак висел на одном плече, дыхание всё ещё было прерывистым. Он молчал, но его взгляд, острый и настороженный, то и дело скользил ко мне. Мои рёбра ныли, рассечённая губа пульсировала, кровь стекала по подбородку, но адреналин гнал вперёд. Я всё ещё не был уверен, реален ли Юто, или мой разум снова играет со мной, но его присутствие — его запах, его шаги, его страх — было слишком живым, чтобы быть галлюцинацией.

Мы свернули на узкую улочку, где старые фонари бросали тусклый свет на потрескавшийся асфальт. Юто вдруг остановился, его глаза расширились, и он повернулся ко мне, вглядываясь в моё лицо, несмотря на кровь и тени.

— Кенджи? — сказал он, его голос был тихим, но полным удивления. — Кенджи Мураками? Из больницы?

Я замер, моё сердце пропустило удар. Он узнал меня. Его слова — подтверждение, что он был там, в палате, с фруктами, с ножом, с разговорами о балансе — ударили, как молния. Это не галлюцинация. Или он так глубоко в моей голове, что знает моё имя? Я сжал кулаки, пытаясь удержать себя в реальности.

— Да, — сказал я хрипло, вытирая кровь рукавом. — Это я. Юто, нам надо поговорить. Сейчас.

Он кивнул, но его взгляд был тревожным, как будто он ждал ловушки. Его худощавая фигура напряглась, длинные волосы, собранные в хвост, блестели от влаги. Он бросил взгляд на подворотню, где остался бандит, и быстро пошёл вперёд, будто боялся, что кто-то ещё появится. Я последовал за ним, мои ботинки хлюпали по лужам, боль в рёбрах напоминала о каждом шаге.

Мы вышли на более оживлённую улицу, где неоновые вывески забегаловок и круглосуточных магазинов мигали, как маяки. Юто завернул к маленькой идзакае, с облупленной вывеской и мутными окнами, за которыми виднелись деревянные столы и пара сонных посетителей. Он толкнул дверь, и я вошёл следом, запах жареного риса и саке ударил в ноздри. Хозяйка, пожилая женщина с усталым лицом, кивнула нам, не задавая вопросов. Мы сели в углу, за стол, покрытый липкими пятнами, где свет от бумажного фонаря был тусклым, почти интимным.