Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

Я взял салфетку из пластиковой коробки на столе и прижал к рассечённой губе, морщась от боли. Кровь впиталась в бумагу, оставляя алые пятна. Юто смотрел на меня, его руки лежали на рюкзаке, который он поставил на колени, как щит. Его глаза, острые, как лезвие, изучали меня, но в них была не только настороженность, но и что-то ещё — усталость, может быть, или страх.

— Спасибо, — сказал он наконец, его голос был тихим, почти шёпотом. — Тот парень… он бы меня убил. Но почему ты здесь, Кенджи? Как ты меня нашёл?

Я покачал головой, салфетка прилипла к губе, и я отложил её, чувствуя, как кровь снова сочится. Мои мысли были хаосом, но я знал, что не уйду без ответов.

— Я не искал, — сказал я, мой голос был хриплым от боли и напряжения. — Просто… оказался здесь. Увидел тебя, того бандита. Юто, я должен знать. Кто ты? Почему исчез из больницы? Кто этот парень с ножом? И что за «Баланс»? Я не могу… — я запнулся, сжав кулак, — не могу выкинуть тебя из головы.

Юто отвёл взгляд, его пальцы сжали лямку рюкзака. Он молчал, и тишина между нами стала тяжёлой, как воздух перед бурей. Хозяйка принесла чай, две дымящиеся чашки, и ушла, не сказав ни слова. Юто взял чашку, но не пил, его длинные пальцы дрожали, едва заметно.

— Кенджи, — сказал он наконец, его голос был низким, почти скорбным. — Я не хотел, чтобы ты в это влез. В больнице… я думал, мы просто поговорили. Но ты здесь, и тот парень… — он замолчал, его глаза метнулись к окну, где улица блестела от дождя. — Это не просто так. Если я расскажу, ты можешь пожалеть.

Я наклонился ближе, игнорируя боль в рёбрах, мои глаза впились в него. Его слова звучали как предупреждение, но я был слишком далеко, чтобы отступить. Юто был ключом — к «Балансу», к моему рассудку, к тому, что гнало меня вперёд, несмотря на ссору с Наоми, на нож в стене, на всё.

— Рассказывай, — сказал я твёрдо, мой голос был как удар. — Я не боюсь. Что бы это ни было, я хочу знать. Всё.

Юто вздохнул, его плечи опустились, как будто он сбросил невидимый груз. Он посмотрел на меня, и в его взгляде была смесь решимости и страха, как у человека, стоящего на краю пропасти.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Я расскажу. Но, Кенджи, это может погубить тебя. Не только меня, но и тебя. Ты готов?

Я кивнул, не отводя глаз. Моя губа кровоточила, рёбра болели, но я чувствовал, что стою на пороге чего-то большего, чем «Спрут», чем «Жемчужина», чем моя жизнь. Юто был здесь, реальный, и его правда, какой бы она ни была, была единственным, что могло заполнить пустоту внутри меня.

— Говори, — сказал я, моя рука сжала край стола. — Я слушаю.

Юто откинулся на стуле, его пальцы скользнули по чашке чая, и он начал говорить, его голос был низким, как шёпот ветра перед бурей.

* * *

Ночь в Токио была густой, как чернила, дождь сменился мелкой моросью, которая оседала на асфальте, превращая его в зеркало, где отражались редкие фонари. Фургон Кобаяси остановился на окраине города, в заброшенном промышленном районе, где ржавые склады и заброшенные краны торчали, как кости забытого мира. Воздух пах мазутом, гнилью и сыростью. Канава, заросшая сорняками и заваленная мусором, тянулась вдоль дороги, её тёмные воды едва шевелились, поглощая всё, что в них попадало. Такео Кобаяси стоял у края, его длинное пальто колыхалось на ветру, а лицо, острое, с высокими скулами и шрамом над бровью, было неподвижным, как мрамор. Кай, его кане-корсо, сидел рядом, чёрная шерсть лоснилась от влаги, глаза горели, как угли, а низкое рычание вибрировало в тишине.

Дверь фургона скрипнула, и громилы вытащили тело Рёты. Повар был мёртв, его лицо, ещё недавно искажённое страхом, теперь застыло в пустом выражении. Кровь запеклась на его шее, где нож Кобаяси оставил глубокий разрез, куртка пропиталась тёмными пятнами. Громилы, их татуированные руки напряжены, держали тело за плечи и ноги, их лица были бесстрастными, привыкшими к такой работе. Рю, стоявший в стороне, дрожал, его крысиное лицо блестело от пота, несмотря на холод. Он смотрел на тело, его глаза бегали, как будто он боялся, что мёртвый Рёта встанет и укажет на него.

Кобаяси не смотрел на повара. Его взгляд был прикован к канаве, где вода лениво плескалась о бетонные края. Рёта оказался бесполезен — фото на его телефоне показало не Кейту, а какого-то безликого парня, и это разочарование всё ещё жгло Кобаяси, как кислота. Он ненавидел провалы, ненавидел, когда след обрывался, и Рёта заплатил за это жизнью. Но даже мёртвый, он был проблемой — свидетелем, который знал слишком много, видел Кобаяси, Кая, его людей. Оставить его в живых было нельзя, и теперь Кобаяси завершал дело, как всегда — чисто, без следов.

— Бросайте, — сказал он, его голос был тихим, но резал, как лезвие.

Громилы кивнули, их движения были механическими. Они качнули тело, и Рёта полетел в канаву, его куртка зашуршала, как крылья сломанной птицы. Тело ударилось о воду с глухим всплеском, грязные брызги разлетелись, и течение медленно потащило его вниз, к тёмным глубинам. Мусор — пластиковые бутылки, рваные пакеты — сомкнулся над ним, как саван. Кобаяси смотрел, как Рёта исчезает, его глаза были пустыми, без тени сожаления. Кай зарычал, почуяв запах крови, но Кобаяси дёрнул поводок, заставив пса замолчать.

— Чисто, — пробормотал один из громил, вытирая руки о кожаную куртку. Другой кивнул, его татуировка в виде змеи мелькнула в свете фонаря.

Рю шагнул вперёд, его голос дрожал, когда он заговорил.

— Босс, — сказал он, сглатывая, — что теперь? Этот Ли Вэй… он не Кейта. Куда дальше?

Кобаяси повернулся к нему, его взгляд был холодным, как сталь, и Рю съёжился, отступив. Кобаяси ненавидел вопросы без ответов, но ярость, кипевшая после провала с Рётой, была под контролем. Кейта был где-то в Токио, прятался, менял имена, но он не мог ускользнуть навсегда. «Курама Фудс» зависела от того, чтобы Кейта замолчал, и Кобаяси не остановится, пока не найдёт его.

— Вернёмся в «Тень Луны», — сказал он, его голос был ровным, но в нём была угроза. — Повар там что-то знает. Или хозяйка. Мы вытрясем всё.

Рю кивнул, его пальцы нервно теребили пуговицу пиджака. Громилы уже шли к фургону, их тяжёлые шаги эхом отдавались в тишине. Кобаяси двинулся следом, Кай шёл рядом, его когти цокали по асфальту. Морось оседала на его пальто, но он не замечал, его разум был занят Кейтой — его длинными пальцами, его блюдами, его предательством. Кобаяси вспомнил, как Кейта нарезал фрукты в лаборатории, с точностью хирурга, и как его глаза потемнели, когда он понял, что творит. Тогда он был идеальным инструментом. Теперь — угрозой, которую нужно устранить.

Они почти дошли до фургона, когда в кармане Кобаяси зазвонил телефон. Звук был резким, как выстрел, и Кай насторожился, его уши дёрнулись. Кобаяси остановился, его рука скользнула в карман, вытаскивая чёрный смартфон. Экран светился, высвечивая неизвестный номер. Его брови сдвинулись, шрам над глазом напрягся. Кобаяси не любил сюрпризы, особенно в такие ночи, когда кровь ещё не высохла на его ноже. Рю замер, громилы обернулись, их лица были насторожёнными. Кобаяси посмотрел на телефон, его палец замер над кнопкой ответа, и в этот момент ночь, казалось, затаила дыхание.