Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6
Шрифт:
Идзакая была тихой, только гул холодильника и редкий звон посуды нарушали тишину. Тусклый свет бумажного фонаря падал на стол, где стояли нетронутые чашки с чаем. Юто сидел напротив меня, его худощавые пальцы сжимали лямку рюкзака, глаза — острые, но усталые — смотрели в никуда. Моя рассечённая губа всё ещё кровоточила, салфетка в руке стала алой, рёбра ныли, но я не чувствовал боли. Всё моё внимание было на Юто. Он был реален — его голос, его страх, его признание, что знает меня из больницы, подтверждали это. Но его предупреждение — «это может погубить тебя» — висело в воздухе, как дым. Я наклонился ближе, мои кулаки сжались на столе, готовые к правде, какой бы она ни была.
—
Он вздохнул, его плечи опустились, как будто он сбрасывал невидимые цепи. Его взгляд встретился с моим, и в нём была смесь вины, страха и решимости, как у человека, который знает, что назад пути нет.
— Хорошо, Кенджи, — сказал он тихо, его голос был как шёпот ветра. — Но не говори потом, что я не предупреждал. Моя история… она не только моя. Она может задеть твой мир, твой «Спрут». Ты готов к этому?
Я кивнул, не отводя глаз. Юто откинулся на стуле, его пальцы скользнули по чашке, но он не пил. Он начал говорить, и его слова уносили меня в другой Токио — тёмный, полный теней и секретов.
— Я не всегда был Юто Хаяси, — сказал он, его голос стал ниже, почти скорбным. — Моё настоящее имя — Кейта Мацуда. Я родился в Осака, в бедной семье. Родители умерли, когда мне было семь, и я попал в приют. Жизнь там была… пустой. Еда — серая, люди — серые, всё серое. Но в пятнадцать я устроился помощником в идзакаю. Там я впервые взял нож, начал резать овощи, смешивать соусы. И понял, что могу… чувствовать вкус, как музыку. Я брал простые вещи — рис, соевый соус, имбирь — и делал так, что люди возвращались. Они говорили, что мои блюда живые. К двадцати я был легендой в районе, но это привлекло не тех людей.
Он замолчал, его глаза потемнели, как будто он видел прошлое перед собой. Я молчал, чувствуя, как его слова оседают во мне, как пепел. Его дар — баланс, о котором он говорил в больнице, — был реальным, но теперь я чувствовал, что за ним скрывается что-то большее.
— В Осака пришла «Курама Фудс», — продолжил Юто, его голос стал жёстче. — Они называли себя поставщиками продуктов, но это была ложь. Они были… чем-то другим. Подпольной сетью, которая работала на элиту — политиков, якудза, бизнесменов. Они нашли меня, предложили работу. Сказали, что я могу готовить для важных людей, что мои блюда будут искусством. Я был молод, глуп, хотел выбраться из нищеты. Согласился.
Он сжал чашку, его костяшки побелели. Я видел, как его лицо напряглось, как будто воспоминания резали его изнутри.
— Они забрали меня в Токио, в тайную лабораторию, — сказал он. — Не ресторан, не кухню — лабораторию. Подземный склад, где пахло химией и гнилью. Там были пробирки, порошки, люди в халатах. Я готовил блюда, но они добавляли в них… что-то. Я не знал, что. Они говорили, что это «усилители вкуса», но я начал подозревать. Клиенты — богатые, влиятельные — становились странными после еды. Глаза стеклянные, речь бессвязная. Я видел, как один политик умер за столом, прямо передо мной. Сердце, сказали они, но я знал — это моя еда.
Его голос дрогнул, и он отвёл взгляд, глядя в окно, где неон отражался в лужах. Я почувствовал холод в груди. «Курама Фудс» — я слышал это название, слухи о теневых поставках, но никогда не связывал с чем-то таким. Юто был не просто поваром, он был инструментом в чьих-то руках, и его грусть, которую я видел в больнице, теперь обрела смысл.
— Я начал задавать вопросы, — сказал он, его голос стал тише. — Они не любили этого. Меня запугивали, угрожали семье, которой у меня не было. Я понял, что мои блюда — не просто еда. Они вызывали зависимость, ломали людей, убивали. Я не мог это вынести. В двадцать пять я решил бежать. Подстроил пожар в лаборатории, уничтожил их записи, формулы, всё, что связывало меня с ними. Инсценировал свою смерть и исчез. Кейта Мацуда умер, а Юто Хаяси родился.
Он
посмотрел на меня, его глаза были полны боли, но и решимости. Я сжал кулак, чувствуя, как его история втягивает меня, как водоворот. «Курама Фудс» была не просто компанией — это была угроза, которая могла коснуться «Спрута», моих ресторанов, моего мира.— Я переехал в Токио, — продолжил Юто. — Работал в мелких идзакая, прятался. Но «Курама» не умерла. Они ищут меня, Кенджи. Тот бандит в подворотне — один из них. Они знают, что я могу разоблачить их. У них сеть — поставки, клиенты, деньги. Если я заговорю, они рухнут, но я не могу. Они убьют меня, или хуже — используют снова. Поэтому я бегу, меняю имена, избегаю внимания. Но мой дар… — он горько усмехнулся, — он как проклятье. Я хочу творить, готовить, находить баланс, но каждый раз, когда я это делаю, они ближе.
Я молчал, переваривая его слова. Юто — Кейта Мацуда — был не просто поваром с даром. Он был беглецом, чья правда могла разрушить империю, и его «Баланс» был не только о еде, но и о жизни, которой он не мог достичь. Я вспомнил его в больнице, его нож, его слова о диссонансе мира. Теперь всё сходилось, но это делало его ещё опаснее — и для меня, и для «Спрута».
— Почему ты рассказал мне? — спросил я, мой голос был низким, но в нём была сталь. — Ты же знаешь, кто я. «Спрут» — не просто рестораны. Если «Курама» охотится за тобой, они могут прийти ко мне.
Юто кивнул, его взгляд был тяжёлым, как будто он уже видел последствия.
— Знаю, — сказал он. — Но ты спас меня сегодня. И в больнице… ты слушал. Я устал бежать, Кенджи. Может, ты — моя последняя надежда. Или мой конец. Но я хочу, чтобы ты знал правду. «Баланс» — это не просто ресторан. Это то, чего я хочу достичь, прежде чем они меня найдут.
Я откинулся на стуле, чувствуя, как его слова оседают во мне, как яд. Юто был ключом, но ключом к пропасти. «Курама Фудс», бандит с рисунком пса, его дар — всё это было связано, и теперь я был в центре. Я посмотрел на него, на его худое лицо, его глаза, полные надежды и страха, и понял, что не могу отступить.
— Я помогу тебе, — сказал я твёрдо. — Но мы делаем это по-моему. Расскажи всё, что знаешь о «Курама». Имена, места, связи. Мы найдём их первыми.
Юто кивнул, его губы дрогнули в слабой улыбке, но в его глазах была тень, как будто он уже знал, что цена будет высокой.
Подворотня в старом районе Токио пропиталась сыростью и гнилью, мокрый асфальт блестел под мигающим фонарём, отбрасывавшим рваные тени на кирпичные стены. Хидео лежал лицом в луже, его куртка с вышитым оскаленным псом промокла, грязь липла к ткани. Голова гудела, как после удара кувалдой, челюсть пульсировала острой болью, висок ныл, будто в него вбили гвоздь. Он застонал, перекатился на бок, его пальцы дрожали, ощупывая лицо. Кровь запеклась на разбитой губе, скула горела, а под пальцами чувствовалась опухоль. Тот худой ублюдок в пальто, что вмешался, дрался, как зверь, и вырубил Хидео, оставив его валяться среди мусора. Но Хидео видел Кейту — худощавую фигуру, длинные волосы, острые глаза, — и знал, что это он, несмотря на новое имя, Юто Хаяси. Кейта не уйдёт, не в этот раз.
Хидео кряхтел, цепляясь за скользкую стену, чтобы подняться. Его ноги дрожали, ботинки скользили по битому стеклу, но он заставил себя встать, опираясь на кирпич. Подворотня была пуста, только шорох дождя и скрип фонаря нарушали тишину. Нож Хидео валялся в грязи, лезвие тускло блестело в полумраке. Он сплюнул кровь, её металлический вкус смешался с яростью, кипевшей в груди. Кейта был его шансом — Кобаяси обещал награду за его голову, и Хидео не собирался упустить её из-за какого-то героя, что испортил всё. Но этот тип в пальто… он не был случайным. Он защищал Кейту, и это пахло проблемами. Хидео отмахнулся от мысли — сначала Кейта, потом он разберётся с остальным.