Время перемен. Том 2

— А та особа?

— Пока не знает.

Леонардо положил руку на лоб и слегка помотал головой из стороны в сторону. Выражение его лица красноречиво свидетельствовало, что он обо всём этом думает. Тем временем, второй дуэлянт вытащил всё же эспаду и ударил сбоку, то ли в плечо, то ли в голову, коряво и неуклюже. Руки его были слабы, или он выпил слишком много, но удар оказался медленным, соперник увернулся, клинок пронёсся мимо. И пронёсся слишком далеко: Жерар бы трижды успел заколоть его после такого промаха. Но в ответ последовал такой же неуклюжий укол, однако, слегка задевший колет подмышкой.

— Мы должны остановить эту нелепицу, — произнёс Пероль.

— Вы правы, друг, — Леонардо достал эспаду, — Обезоружим их.

В этот момент дуэлянты столкнулись клинками и тот, кто вытащил эспаду вторым, упустил её. Он неловко попытался поймать её в полёте обеими руками — глупое, бессмысленное действие. Противник грубым корявым движением проколол ему левую часть живота и, будучи пьян, повалился вместе с побеждённым на землю. Тут же вскочил, воздев руки и отступая прочь, будто только сейчас понял, что натворил. Ещё раз пошатнулся от хмеля. Заколотый в живот корчился, как раздавленный муравей, кровь из него так и хлестала. Жерар уже видел такое дважды, когда ходил с капитаном и его отрядом. Но там они специально искали дуэли. Здесь же, ещё миг назад, их можно было остановить. Раз — и сделанного не воротишь.

Де Сарвуазье уже не чувствовал азарта и мандража умирающего. На этом месте осталась только пустота, сквозящая, как открытое настежь окно зимой, такая же ледяная и неприятная.

…

В дверь его комнаты трижды постучали:

— Ровно девять, господин капитан, — известил Сильвио, экая и растягивая гласные из-за своего пестуйского выговора.

Свет комнатной лампы слегка подрагивал из-за открытой настежь форточки. Де Куберте потянулся на своей деревянной, в меру твёрдой, кровати. Кости приятно захрустели, лёгкие вдохнули сами собой. Он сел и несколько мгновений смотрел на свои гетры, уже порядком истёртые и засаленные. Нужно бы отдать их в прачечную, но нет никакого смысла доставать из шкафа чистые и натягивать на грязные ноги. Сейчас не до бани — завтра с утра уж точно. Он натянул сапоги. Затем поднял кольчугу со стола и накинул через голову. Когда ощутил её вес, почувствовал, насколько грязен под гамбезоном, который не пришлось снять последние два дня. Прямо как на войне. Кое-как он напялил и нагрудник, обе части которого были скреплены ремнями лишь слева, застегнул одну застёжку на правой стороне — нечего корячиться, дневальный внизу поможет с остальными — и сгрёб со стола пояс, на коем висели меч и клевец. Остался лишь шлем. Всё под рукой, всё рядом: вон сундук с запасной одеждой и прочей ерундой, рядом вешалка, стол, стул, окно. Внизу рота к отбою готовится. Чего ещё надо? Никогда он не понимал остальных благородных, что тонут в своих вещах, комнатах, украшениях, словно латник в морской пучине. Ему казалось — если будет у него столько же вещей, они его просто-напросто задушат своим обилием. Хоть и было у него поместье — богатое, дававшее хороший доход, привычные остальным атрибуты высшего общества тяготили его преизрядно. И, даже посещая пару раз в год своё графство — а ведь он тоже был граф, хоть и нечасто об этом вспоминал — Люк выбирал себе ту самую комнату, в которой спал с детства. Мелкую, как и положено пятому ребёнку в семье, но привычную и удобную. Он не пожелал занять покои родителей, когда те, вместе со всей остальной семьёй, умерли от оспы. Лишь его зараза обошла стороной, чуть испытав трёхдневной лихорадкой.

Внизу де Куберте подозвал Сильвио, указал ему на ремни нагрудника и подождал, пока тот всё сделает. Зачем слуги, если есть денщик? После этого он приступил к привычному уже осмотру отряда и, завершив его, взгромоздился на своего нового коня — великолепного жеребца вудвиндских кровей с коричневым окрасом, казавшегося почти чёрным в наступившей ночи.

Отряд двинулся к восточному выходу из города. Близился час сна, и редкий прохожий спешил домой, да пьяные компании и воры со всяким отребьем, завидев девятерых солдат во главе с офицером, спешили укрыться в тёмных переулках. Впрочем, Люку не было до них никакого дела. Когда он понял, что дуэли перетекли за город, решил ловить нарушителей немного иначе. Несколько дней назад он, вместе с остальными офицерами, объехал кругом, примечая самые подходящие для поединков места, а два дня назад расставил по ним соглядатаев и каждую ночь рассылал отряды по трём направлениям.

Сейчас он следовал в укромное местечко за городом, о котором знал каждый человек, кого он оставил в засаде, и до которого возможно успеть добежать, коли дуэль начнётся где-нибудь у восточной дороги. Капитану предстояло, словно пауку, сидеть посреди своей паутины и ждать, какая из нитей пошевелится. Две предыдущие ночи не пошевелилась ни одна. Они лишь находили трупы с утра, а разведчикам прилетело за то, что не разглядели преступников у себя под носом. Но капитан был не из тех, кто рано сдаётся. Ему вообще не доводилось сдаваться. Такие же пауки затаились на западной и юго-западной дороге. Его новые лейтенанты до сего момента показывали себя хорошо, даже очень. Неспроста дуэли в городе почти прекратились.

Им понадобилось чуть меньше часа, чтобы дойти до места — деревянного сарая, в котором хотя бы возможно было развести костёр, не опасаясь выдать себя дуэлянтам. Солдаты начали было резаться в карты, но, не спав две ночи кряду, быстро сморились и улеглись кто где, оправдывая известную истину, что бывалый солдат может спать хоть у чёрта на рогах. Люк и сам клевал носом, сидя на бревне. Когда же он привалился к стене и расположился поудобнее, глаза закрылись сами.

— Капитан! — раздалось через секунду.

Он открыл глаза и дёрнулся как от укола иглой. В распахнутую дверь льётся белый утренний свет, слепя и выхватывая с земляного пола прогоревший костёр. Его люди вскакивают, тела их еле гнутся, затекли.

«Да чтоб у меня сапог порвался, уже утро!»

— Господин капитан, четверо у рощи, извинений никто не принёс, драка, наверное, уже началась.

Он вышел на улицу, протирая глаза и вспоминая, где эта богами забытая роща, за коей приглядывал солдат. Вспомнив, взобрался в седло. Его отряд высыпал из сарая. Сильвио тут же подскочил и затянул седловые ремни — не дай Трое, сверзнется капитан, потом головы не сносить.

Не спеша, не желая слишком сильно удаляться от солдат, но и не желая упустить добычу, он поскакал к роще. Успел. На выходе с полянки, прикрытой деревьями, один за другим показались три всадника. Последний вёл под узцы второю лошадь, без седока. Похоже, лошадь погибшего. Люк думал, они сейчас разбегутся в разные стороны, но его солдаты были тут как тут — отрезали конным путь, встав полукругом. Все девять человек тяжело дышали после пробежки в доспехах, но оружие выставили как надо.

На лицах дуэлянтов читалось замешательство. Они уже поняли, с кем имеют дело, и молчали. Лошади их нервно переступали. Дорогие, красивые. Едва ли не лучше, чем у самого де Куберте. Капитан дивился — сколько же в столице богатых людей. Почти каждый дуэлянт имеет и дорогую лошадь, и дорогой колет.

— Господа, сдайте оружие, — приказал он уверено и спокойно.

Ближайший к нему щёголь потянулся к эспаде, но, вместо того, чтобы отстегнуть её с перевязи, вытащил и проткнул горло совсем новому ещё жеребцу капитана.

«Проклятье, это уже второй за месяц».

Скакун взвился на дыбы, а нарушитель попытался проскочить между ним и соседним солдатом. И ему бы это удалось, не прыгни капитан сверху. Он повалился наглецу прямо на спину, сграбастал обеими руками и попытался стянуть с лошади. Но вместо этого наземь повалились все трое — капитан, дуэлянт и его лошадь. Дуэлянт попытался ударить его эспадой и даже кое-как попал сильной частью клинка по панцирю, но одну ногу ему придавило собственной лошадью, он не мог развернуться, а капитан уже душил его сзади. Краем глаза де Куберте видел, что рядом началась форменная свалка — лошади испуганно ржали, пару его солдат и одного всадника сбили наземь, второй пытался отбиваться от алебард эспадой, сидя верхом на лошади. Идиот, недолго ему осталось.

Щёголь Люка выудил откуда-то короткий кинжал, и уже занёс его, чтобы ударить капитана прямо в лицо. В последний момент Люк схватил его за запястье, но тем самым ослабил хватку на шее — противник смог дышать. Де Куберте не видел, поспевает ли кто из солдат на помощь и решил не рисковать — достал из-за голенища трёхгранный короткий клинок без гарды и всадил его негодяю под ребро. Достал, всадил ещё раз. Ещё. Дуэлянт прекратил дёргаться, хоть и ещё дышал. Люк оттолкнул его, чуть откатился в сторону и поднялся. Солдаты его уже доделали свою работу — изрублены были и люди, и лошади. Двое из тройки Жака лежали на земле — оба живы. Один уже пришёл в себя и тёр разбитую скулу — удар копытом пришёлся вскользь. Второй же только дышал. На шлеме его зияла вмятина, и капитан думал, что ничего хорошего под этой вмятиной их не ожидает. Его собственный жеребец корчился в агонии. Тут сам Трое не помогут. Старый вояка приколол животину тем же стилетом, оказывая милосердие.

— Тиль, за кладбищенскими, остальные — в лазарет.

Де Куберте подошёл к единственной оставшейся в живых лошади, слегка прихрамывая: прыжок не прошёл для него бесследно. Лошадь эта отличалась от прочих — не в пример скромнее, она не могла поспорить с ними в скорости, но Люк полагал её не такой прихотливой. Похоже, заколотый на дуэли был бедный малый.

Жак достал скатку для раненных и вместе с парой солдат уложил туда того, с искорёженным шлемом. Он как раз пришёл в себя и издавал нечленораздельные звуки.