Время перемен. Том 2

Люк ускакал в полк. Предстоял визит к Первому министру, а капитан уже и не помнил, когда в последний раз приходил к нему в нормальном виде.

…

— Вы здорово справляетесь, капитан, но сами наши действия используют, как рычаг против нас, — де Крюа ткнул указательным пальцем в стол, словно именно там был этот рычаг, — Ещё бы, такое нарушение традиций, просто вопиющее!

— Ума не приложу, что с этим делать.

— Ничего. Вы знали, что тысячу лет назад по традиции съедали печень своего врага, чтобы получить его силу? А про то, что пятого ребёнка отдавали в жертву древним? Да-да, соблюдай мы до сих пор эти традиции, вас бы им отдали. И даже Трое не знают, что стали бы древние с вами вытворять. С глупостью надо бороться, но меня беспокоит другое. Два моих счетовода умерли на днях, и оба — не своей смертью. Один, как ни банально, на дуэли из-за ссоры, второго же ограбили и закололи, причём непонятно, что он делал в том районе, где нашли труп. Не верю в такие совпадения. Кто-то пытается расшатать всё, мной построенное. И этот кто-то знает, что найти хороших счетоводов — большая проблема. Мало того, они в суть дела будут вникать, самое меньшее, полгода.

— Кто может этого хотеть?

— Кто угодно. Желающих, как и причин, полно. Де Луз, сына которого я упёк за решётку, де Ветт, ведь король больше слушает меня, а не его. Этот старый скряга, вдобавок, из принципа спорит по каждому поводу, только усугубляя своё положение, де Фириньи из-за штрафа за неуплату налогов, де Бижон, наконец. Он же так продвигал своего губернатора в Лорусвильскую область. И это не первые смерти подобного рода. У вас большая агентура, порасспросите их, это наверняка подстраивают специально. Вот список верных мне людей. Вероятно, замышлять могут против них. Как, кстати, наш молодой граф, который должен быть верен и королю, и мне?

— Молод, горяч, поспешен. Имеет мозги, но не желает ими пользоваться. В довесок ко всему, отлично фехтует, что только прибавляет ему гонору.

— Мы все были такими до поры до времени. Что-то должно произойти в его жизни, чтобы дать ему осознать, как мир вокруг хитёр. Лишь бы это что-то не убило его.

— Дай то боги. Думается, из него может выйти неплохой офицер, если возьмётся за ум.

— Заставляйте его, капитан. Рано или поздно ваши усилия окупятся, если я хоть что-нибудь понимаю в людях. А теперь ступайте и не забудьте про агентов.

— Извините, что за молодой господин неделю назад приезжал сюда в полупьяном виде, но его сразу впустили внутрь? Сын кого-то важного? Не хочу случайно заколоть его, когда поймаю.

— Надеюсь, вам не придётся его ловить. Это мой сын, капитан.

…

— Господа, к бою! — отдал команду распорядитель.

Жерар деловито шагнул к сопернику и только после этого принял стойку — сразу сокращая дистанцию, словно хотел побыстрее доделать понятную и вполне посильную работу, да пойти по своим делам. Впрочем, так оно и было. Фехтовальщика этого Жерар знал — молод, тороплив, есть явные ошибки при смещении вправо и назад. Чудом не продул Андреасу в полуфинале. Чем и как против него воспользоваться — вариантов множество.

И фехтовальщик знал графа, но это не давало ему никаких преимуществ — скорее наоборот, он растерялся, не зная, что делать с таким соперником. По клубу уже расползлись слухи, как Жерар фехтует с де Бижоном и Астарлоа, да и предыдущие поединки графа соперник видел. Похоже, очередной турнир в кармане.

Де Сарвуазье слегка коснулся клинка соперника своим, затем отбил укол в живот и сразу контратаковал. Вот и первый укол. Не успевает соперник. Финт на смещении за его правую руку, удар в запястье, удар в ногу — опять пропустил.

«Что там говорил мастер Лантимер? В такие моменты не позволяй своему эгу взять верх — будь внимателен. Небрежность может стоить жизни на дуэли. Даже со слабым соперником. Вот и буду внимателен».

Аккуратно вызвать его на атаку — отбив, ещё отбив, сбив его клинка и горизонтальный разрез по маске. Хорошо. Да он устал? Жерар нарастил темп, клинок его так и засверкал, выполняя уколы, батманы, репосты, финты. На два оставшихся касания ушло чуть больше минуты. И вот оба уже сняли маски, зал рукоплещет, а второй финалист хватает воздух ртом, как после часа беспрерывного боя. Жерар же едва успел разогреться.

— И победитель нашего ежемесячного турнира — граф де Сарвуазье! — объявил де Бижон на весь зал.

Загремела труба, и к Жерару ни красной бархатной подушке поднесли золотой памятный значок — маска и два скрещенный клинка за ней. Председатель лично приколол ему сувенир на грудь. Граф с благодарностью пожал ему руку и спросил:

— Почему же вы не участвуете?

— Если я буду участвовать, у остальных сразу пропадёт интерес, ведь результат заранее известен. Вы молодец, Жерар. Ни на секунду не утратили концентрации. Я же обещал вам не только фехтование? Приходите сегодня вечером на улицу Алентэр, пятое владение, там будет приём в вашу честь. Смею заметить, вас там кое-что ждёт. Вернее, кое-кто. Вы даже представить себе не можете, как быстро в столице разносятся слухи.

На счастье, дядя Люк сегодня отдыхал после трёх смен подряд. Значит, отдыхал и Жерар. Он кивнул председателю, тот хлопнул его по плечу:

— Тогда до встречи.

Жерар от счастья будто поплыл к выходу из зала, все провожали его взглядами — некоторые восторженными, некоторые завистливыми. Один господин беззвучно три раза хлопнул в ладоши, Астарлоа одобрительно кивнул, Андреас протянул руку для рукопожатия:

— Поздравляю. Заслуженно, вполне заслуженно.

Он выиграл турнир в Лемэсе, что может быть лучше? Да ещё как выиграл — разнёс всех в пух и прах! Нужно сходить к цирюльнику. Негоже являться заросшим, как чучело, на вечер в собственную честь.

…

Слуги были молодцом — приготовили ванну к его приходу, а, пока он мылся, Род отыскал приличного цирюльника.

Имение Истера де Бижона стояло на приличной улице, которую исправно патрулирует стража, и Жерар отправился туда один. Он уже знал, что в городе есть злачные места, куда даже ему лучше не соваться в одиночку — там полно негодяев вроде мерзавца де Бризи. Но сегодня путь его лежал вдали от таких мест.

Молодой граф поглядел на улицу Алентэр, довольно тихую, так как слуги возились за заборами. Редкий посыльный или отряд стражи нарушали здешнюю пустоту своим присутствием. Каждое имение на этой улице могло поспорить с предыдущим в архитектуре, красоте и размахе. Вот дом в зелёных тонах — аккуратный трёхэтажный особняк с закруглёнными окнами и двускатной крышей. Простой, и в то же время изысканный. Сад, его окружающий — истинное произведение искусства, свой отдельный мир с идеально круглыми деревьями, идеально ровной травой и идеальной высоты изгородью. Матушке бы понравилось. Следующий дом — белый двухэтажный дворец с массивными колоннами в виде статуй и просторным участком вокруг. Круглый свод вместо крыши. Чья-то широкая душа развернулась. А вот и резиденция де Бижона. Всё здесь будто стремится ввысь. Бело-пурпурно-золотой дом, украшенный лентами, разноцветные окна, даже деревья устремлены вверх…Впрочем, видны только их кончики, остальное укрыто глухим каменным забором.

За широкими двустворчатыми воротами теснилось несколько карет. Кучеры тихо беседовали друг с другом. Справа от карет — длинная коновязь, и скакуны там стоят отменные. Впрочем, ахалтекинец из Оазисов, на котором приехал Жерар, будет здесь вполне к месту.

За сборищем карет раздался женский смех — звонкий, но немного сдержанный, как и подобает смеяться аристократкам. Молодой граф бросил поводья конюху и поспешил ко входу в дом.

— Это вы тот самый граф де Сарвуазье? — окликнула его одна из трёх превосходных во всех смыслах дам, стоявших чуть в стороне от крыльца, — Не убегайте так сразу, позвольте мы хотя бы представимся.

За свои восемнадцать лет Жерар усвоил в общении с женщинами только одно — что нужно проявлять учтивость и такт, поэтому остановился, приветствуя их лёгким поклоном:

— Разумеется.

— Я Луиза де Бижон, двоюродная сестра Истера, вон та очаровательная белокурая леди с жемчужной заколкой в волосах — Пенелопа де Эскрэ, а вот эта дама с бездонными глазами — Элиза де Керье.

Прикрывая веером нижнюю часть лица, Элиза подняла на него глаза: нежно-бирюзовые, они резко контрастировали с чёрными длинными ресницами и ровными чёрными бровями, и казались от этого ещё больше. Она словно обожглась от увиденного и смущённо отвернулась, тряхнув красивыми каштановыми кудрями.