Время перемен. Том 2

— Рота, стрелять по лестничникам! — прозвучал приказ де Куберте.

Однако, щитовики умело прикрывали лестничников, по двое на человека.

— Отставить лестничников, бей копейщиков! — тут же исправился дядя.

Но у еретиков оставалось достаточно щитовиков, чтобы прикрывать терпеливо ожидающих копейщиков, и арбалетчики выбили лишь двоих, причём одного опять застрелил его старый слуга, на что капитан заметил:

— Один у моста, один тут, учись, сосунки, как ветераны стреляют! Сержант брал со мной Веряску и держал её пять дней. Смотрите, можно и в солдатах дожить до седин.

Люди в ответ заулюлюкали, радостно закричали и приготовились как следует встретить врага, неотступно подбирающегося ближе под прикрытием щитов. Взвод Леонардо бил по щитам, а копейщики врага пытались колоть снизу. Опасно, но пока никого не убили и не ранили.

— Жак, один крюком за щит, второй колет, забыл что-ль? — крикнул Род.

Сержант тут же последовал совету, зацепив крюком алебарды щит ближнего к нему врага, а солдат рядом с ним уколол открывшегося щитовика. Шапель хорошо держит удары сверху, но против тычка в открытое лицо, конечно, не спасёт, а щитовик никак не мог помешать. Лицо его превратилось в кровавое месиво, сам он отшатнулся, не дав копейщику сзади как следует нанести удар. В результате остриё копья угодило в насыпь, и стрела, метко пущенная из арбалета, попала копейщику точно в правый глаз.

— Действуй как Жак! — тут же подхватил капитан.

Стену щитов расшатывали крючьями, тянули, толкали, и их передний ряд не давал как следует стоять еретикам позади. Один, другой, третий получали удары и тычки алебардами, валясь на склон, но нападавшие не убегали. Копьё ранило одного солдата, кажется, из взвода Максимилиана, другой, что стоял рядом с Жаком, получил удар копьём в лицо по касательной и тут же отбежал сквозь свои ряды.

— Кажись, царапина, — говорил солдат, склонившись над землёй и поливая её кровью, пока его друг доставал повязку.

Глядя на количество крови, Жерар не назвал бы это царапиной.

— В лазарет, — приказал солдату подошедший Максимилиан, — Как сможешь, вернёшься.

— Перевязать, да в бой, господин лейтенант!

— Не спорь, рана слишком большая, надо стянуть.

А еретиков били нещадно, сталкивая вниз, протыкая насквозь, избивая лезвиями алебард, пуская в них стрелы.

Когда рог протрубил отступать, две трети их остались лежать на склоне. И к ним уже подбирались солдаты полка, чтобы собрать стрелы, пошарить по карманам, забрать оружие или броню. Один солдат из их роты второпях стаскивал ботинки с трупа. Граф оглянулся. Немногочисленные пока раненые потянулись в сторону лазарета. Двоих тащили товарищи, остальные шли сами. Негодяй, командовавший еретиками, слушал офицера и кивал, не спуская глаз с холма.

— Первый третий взвод, на месте, второй четвёртый, отдых полчаса, — объявил де Куберте, глядя на солнце.

Баталии врага всё так же стояли в оцеплении. Жерар видел, как по их рядам бегают разносчики воды, как они жуют, судя по тому, с каким трудом отрывают куски, это было вяленое мясо. За баталиями шло копошение. Похоже, враг формировал один полк из двух уже отброшенных, чтобы бросить его следом за свежим, который занял места прямо за оградительными баталиями. Главный их не спеша объяснял что-то двум офицерам, давая, отдыху третьему гвардейскому полку. Второй и четвёртый взводы успели сменить первый и третий, а Жерар успел облегчиться в специально отгороженной для офицеров части выгребной ямы, прежде чем враг вновь пошёл на приступ, и в этот раз — уже со стрелками. Стрелков этих был примерно полк, и они засыпали укрепления защищающихся чудовищным смертельным градом, пока пикейщики, щитовики и прочие перебирались через ров. Впрочем, рота де Куберте быстро приспособилась к обстрелу, спрятавшись за щитами и потеряв лишь двоих ранеными и одного убитым. Когда же враг начал карабкаться вверх, обстрел прекратился.

— Стрелки, огонь по готовности, — тут же объявил капитан.

Передний ряд спрятал щиты, арбалетчики вскинули заряженное оружие, и в сторону нападавших понеслись стрелы. Рота была опытной — стрелки не целили в передний ряд, а привставали и кидали стрелы в тех, кто позади, без щитов. Нередко-успешно, что сильно замедляло продвижение врага вверх. Когда же их силы приблизились вплотную, арбалетчики без команды попрятались за ряды товарищей и началась сеча. Их рота успешно пользовалась крюками алебард, про которые вовремя напомнил Род, но вот среди них возник один раненый, потом убитый. Эти еретики дрались лучше. Жерар видел, как арбалетчик Тиль закинул арбалет за спину и снял с пояса чекан. Капитан тоже поправил щит и взял чекан. Жерар с неуверенностью глянул на эспаду.

— Господин, — раздался рядом голос Рода.

Слуга протянул ему одноручный топор с небольшим лезвием и плоским набалдашником на обратной стороне. Чуть тяжелее, но короче, нежели его эспада.

— Шлем, руки, колени, иногда — лицо. Ключицы, если в кольчуге.

Жерар кивнул. Ему не нужно было разъяснять.

Враг, похоже, готовил этот манёвр — в один момент из-за щитов выскочили солдаты с оружием ближнего боя и взобрались наверх. Не все — половину сразу закололи и зарубили, ещё часть изрубили наверху. Некоторые прорвались внутрь рядов и попытались завязать бой. Один оказался рядом с Жераром. Граф рубанул его топором наискосок, сверху-вниз. Враг умело отвёл его топор, но к нему сбоку подскочил слуга и ударил трёхгранным коротким клинком прямо подмышку. Раненый согнулся, а Род, не мешкая, всадил ему кинжал точно между шейным воротником и закрытым шлемом. Тогда он упал и стал корчиться. Тут слуга и прикончил его ударом топора — того самого топора, которым раскроил череп кому-то из компании де Бризи там, в лесу. И, не теряя ни секунды, с кряхтением оттащил ещё подёргивающийся труп назад, чтобы не мешался под ногами. Натиск захлебнулся, но среди роты были раненые. Еретики дрались храбро, граф не мог не признать этого, но их откинули вновь. На этот раз де Куберте приказал стрелять им вслед, и некоторые оставались лежать на земле, получая стрелы в лицо, бёдра, бока или шеи. Этот отряд не отступал в беспорядке, а прикрывался щитами. Они даже забирали с собой небезнадёжных раненых по приказу офицера.

Граф посмотрел на труп сзади. Мёртвый, лежащий без движения на земле, он уже не казался таким грозным.

— Ваш доспех выдержит такие удары, — тихо сказал ему слуга, — Но старайтесь не подставляться лишний раз.

Ряды роты были несколько разрозненны, но у других рот дела обстояли хуже. В двух местах к лазарету тянулся поток раненых, на земле лежали убитые. Видно, жарко им пришлось.

А следом за предыдущей волной уже шла следующая.

Трудно было посчитать, скольких они уже убили: многие скатились в ров. Но всё же, мёртвые еретики лежали там и тут — на склоне, около рва, и немного — чуть дальше, на более-менее ровной земле — подстреленные, или истекшие кровью.

Четвёртая волна атаковала точно таким же образом, как и третья — со стрелками, щитовиками, внезапным ударом бойцами ближнего боя. В этот раз Жерар убил одного проскочившего, ударив его по затылку, и удачно ткнул в лицо другого, вовремя отклонившись от его топора. Хоть тот и был в закрытом шлеме, но удар графа оглушил его, голова откинулась назад, потом его ударили по коленям сзади и две алебарды по очереди опустились сверху. Род же довершил всё дело, хладнокровно заколов его своим трёхгранным клинком под ухо. Затрубил рог, еретики пошли назад.

— Ротных к полковнику! — примчался адъютант командира полка.

Дядя прицепил чекан к поясу и направился в сторону штаба.

— Попробую найти для вас что-то поудобнее, — Род приторочил топор к поясу, взвалил за спину валявшийся неподалёку арбалет и отправился мародёрствовать с остальными солдатами.

Враг, похоже, выдохся — очередную атаку они не готовили, а лучшие их баталии, что стояли в оцеплении, стали сменять другие баталии. Четыре волны они выдержали за день, и дело уже шло к вечеру.

Вернулся его старый слуга с клинком в хороших ножнах, при чашеобразной гарде и с простым стальным навершием:

— Господин, это будет вам привычнее.

Жерар вытянул из ножен поданный ручкой клинок. Помимо гарды, у него имелась защитная дуга, мощная и толстая. Рукоять хорошо лежала в руке, баланс был близок к идеальному, а вес — как у его тяжёлой учебной эспады, только лезвие было на ладонь короче. Граф отошёл в сторону и ударил по воздуху — раз, другой, третий. Принялся кружить и имитировать атаки, защиты, парирования и отскоки. Он и сам удивился, как тело его затекло за всё это время, и как оно благодатно отозвалось на движение.