Время перемен

Образовался в Атлантиде, выполнял религиозные функции. Во время Краха значительно пострадал и был восстановлен только несколько десятилетий спустя.

Управляется несколькими, как правило, четырьмя главными настоятелями, а так же восьмью настоятелями'.

Дедушка — настоятель, значит все-таки не самый главный. Это радует.

«Число и тех, и других может варьироваться в зависимости от потребностей Храма на данный момент. Общество состоит из нескольких каст. Все выше неофитов при необходимости черпают в молитвах божественную силу, постоянно отдавая свою. Отдельную привилегированную прослойку составляют Благославленные, то есть те, кого кто-то из богов одарили персональным вниманием. Пантеон их на самом деле весьма обширен и включает как уже упомянутую Подводную богиню, так и её мать-создательницу Асте, её противоположность Темную богиню и…»

— Можно к тебе? — образ дедушки снова в том же балахоне возник перед глазами. Я замотала головой. Родственник оскорбился: — Я просто хотел извиниться, что так получилось и поговорить!

— Поговорили уже. И, между прочим, ночь на дворе.

— Разве? — Значит, действительно разные часовые пояса.

— Да. И гроза.

— Ну, хочешь, я тебя к себе перенесу? Или даже могу к тебе домой переместить. Согласна?

— Не хочу покидать школу, — уперлась я.

— Не встретимся в реальности, поговорим во сне, — пожал плечами настоятель Храма. — Только уже без тортика.

— У меня тут соседка спит, — использовала последний аргумент.

— Жду две минуты и переношу к себе! — предупредили меня и пропали.

Стоило мне сбросить пижаму и натянуть что-то из одежды (попутно обнаружив, что казалось бы пропавшая куртка неведомым образом оказалась на плечиках в шкафу), как дедушка возник снова:

— Знаешь, я тут подумал. В общем, тебе не обязательно покидать школу. Есть у вас тут одна моя знакомая… — сообщил и растаял, а секунду спустя я поняла, что уже переношусь куда-то. Принудительный портал без начертания? Вот ведь…! Какой это уровень-то, кстати? Нам ведь говорили! Что за память у меня такая дырявая стала? Почему в голову упорно лезет что-то в районе девятнадцатого… В принципе, вполне возможно, учитывая, что вряд ли настоятелями становятся слабые маги.

Стоит заметить, оказавшись в домике нашего завхоза, я очень удивилась. Его хозяйка, несмотря на поздний час читавшая какую-то книгу, кажется тоже. А потом рядом возник дедушка и руки Лилии Николаевны вспыхнули боевыми заклинаниями. На столе мягким светом засветилась маленькая книжка в черной обложке.

— Великий и ужасный настоятель почтил нас своим присутствием? — иронично уточнила она. И так неожиданно рявкнула, что я вздрогнула: — Что надо?!

— О, всего лишь чай к тортику, — демонстративно не обращая внимания на готовые сорваться заклятья, дедушка извлек из-за спины средних размеров торт в белой глазури, с розочками. Синими.

— Ты знаешь правила, Григорий!

— Получше тебя, Отступница, — согласился мой предок. Как-как он её назвал? С любопытством посмотрела на завхоза, но ничего спросить не успела, да и не решилась бы, наверно. — Света, садись. Сбежать ты всегда успеешь. Как и под дождем превратиться.

Последний довод подействовал — за окном как раз в очередной громыхнуло. Я заняла место поближе к выходу.

— Ну что, Лилия, напоишь ты нас с внучкой чаем?

— Внучкой? — она вопросительно посмотрела на меня. Я убито кивнула. — Света-Света, — покачала головой женщина, — везет тебе с родственниками, как утопленнику!

Не поняла! Почему во множественном числе? Она что ещё про кого-то из моих родных знает? Требовательно уставилась на нашего сторожа.

— Осторожней со словами, Лил, — тон дедушки стал угрожающим. А потом резко изменился на мягкий, с какими-то кошачьими интонациями: — Хотя про других Светиных родных я бы с удовольствием послушал, — несмотря на вежливую улыбку завхоза, я каким-то шестым чувством ощутила её недовольство. — Например, про ту или того, по чьей милости у её отца остаточное поле. Не поделишься?

Что?! Какое ещё остаточное поле? Что это вообще значит? И почему мне кажется, что ответ на этот вопрос Лилия Николаевна знает? Но не скажет.

— По-моему, вы не за этим пришли, настоятель, — холодно заметила сторож.

— Тут ты права, — согласился мужчина. — Я пришел чтобы в спокойной обстановке поговорить с внучкой, извиниться за свое недавнее поведение и просто попить чаю с тортиком. Понимаешь ли, Лил, Света почему-то отказалась покидать школу…

— И правильно сделала, — похвалила меня женщина, всё-таки наливая нам чаю, подогретого заклинанием.

Некоторое время мы все молча поглощали торт, запивая его вкуснейшим чаем.

— Так что насчет извинений? — напомнила я, доев свой кусочек.

— Мне не следовало лезть в личное. В свое оправдание могу сказать только то, что я за тебя беспокоился.

— И? — попыталась надавить на него, хотя и понимала, что это скорее всего бесполезно.

— И? — переспросил дедушка. — Всё. Я принес извинения.

— А за то, что ты подавил мою волю, значит, извиняться не нужно?! — вскипела я.

— Благо Храма важнее, — спокойно произнес он. Ему, похоже, было все равно. — Да и ты бы иначе не ответила.

— Ах ты!!! — не договорив, вскочила. Эмоции переполняли. Не в силах больше оставаться с ним в одном помещении, в несколько шагов преодолела расстояние до двери, проскочила прихожую и вылетела под дождь, о котором совершенно забыла. Сама, понимая бесполезность этого, сжала руку в кулак, творя простейшие стихийные чары. Воздух меня всегда хорошо слушался.

— Света! — окликнула меня Лилия Николаевна.

Но мне было все равно. Я бежала, отклоняя дождь ветром. Бежала так быстро, как могла. Но все равно каждая вторая капля касалась кожи и едва ли до превращения оставалось долго. Но останавливаться я не стала: слезы душили, и единственное, чего я в этот момент хотела, это сбежать подальше. Так далеко, как только могу. Ощутив начало превращения, чуть замедлилась, чтобы не полететь кубарем, но всё равно упала достаточно жёстко. От боли, обиды и несправедливости разрыдалась. Вот он значит как! Храм важнее! Ну и пусть! Знать его не хочу!

Сверкнула молния. Громыхнул гром.

— Ну и что ты тут ревешь под дождем? — устало спросил рядом кто-то смутно знакомым голосом. Разглядев в очередной вспышке молнии светловолосую мужскую фигуру, сообразила, что это математик. Опять. — Простудишься ведь! — Помотала головой. — Эх, ну и что мне с тобой делать? — И не дожидаясь ответа, поднял меня на руки и куда-то понес. Снова.

— Пустите, — неубедительно попросила я. Ощущать чужие руки, прикасающиеся к хвосту, было, как минимум, непривычно. Но не неприятно.