Время – словно капля янтаря
Шрифт:
Она положила ладонь мне на пальцы и сжала. Сердечно так. Сразу вспомнилось — не по гимнастике художественной соревнования у неё были, по дзюдо.
— Уразумел, Гена? Так что думай. До вечера у тебя время есть.
Чего ж тут не «уразуметь»? И думать мне особо не о чем. Это если бы Радиков хронобраслет в самом деле сломался, тогда да. Тогда покумекать ох, как хорошо следовало бы о случайно встреченной женщине, с которой мне тепло и покойно. А так — не судьба. Другая у меня цель, другая задача. Пересеклись наши курсы на миг и вновь расходятся. Их — по течению, в будущее, мой — бейдевинд.
К вечеру аккумуляторы были заряжены, и я готов в путь. Ирина пыталась меня не отпускать, причитала — «Куда же ты, на ночь глядя?». Они даже полаялись с дочкой слегка. Но голос Александры
Уже внизу, во дворе, Ирина меня догнала. Сунула в руки конверт:
— Возьми.
Я заглянул внутрь. Деньги! Не так уж и мало, тысячи две. Запротестовал:
— Ты что! Не надо.
— Возьми. Пригодятся.
Сжала упрямо губы, руки за спину убрала. Не переубедишь. Опять видела перед собой того, давно умершего? Что у них произошло? Не знаю, да и не моё это дело. Но обижать нельзя.
Предупредил её честно:
— Я не смогу вернуть. Скорее всего, мы никогда больше не увидимся.
— Знаю.
Во дворе темно было, и небо в тучах, луны нет. Но я всё равно увидел, что глаза Ирины полны слёз.
Глава 5
Лето 2008 года
Ирина правильно сказала — её конвертик пригодился. Куда скорее, чем я думал. Не зря ведь говорят — человек предполагает, а бог располагает. Но тут и божественное всеведение не требуется, чтобы догадаться о надвигающейся проблеме с названием коротким и мерзопакостным: «зубы».
Крепкими зубами я и в детстве не мог похвастаться, ещё в детсадовском возрасте с карательной советской стоматологией познакомился. И после, когда дважды в год школьный медицинский кабинет превращался в филиал стоматологической поликлиники, я шёл туда как в застенки инквизиции. Каждый раз после осмотра я оказывался в списках обречённых. О, как я завидовал счастливчикам, которые показав врачице ровные белые зубки, возвращались в класс! В отличие от них, меня ждала бормашина. Кто скажет, что пытка эта намного гуманнее «испанского сапога» или дыбы, тот никогда не испытывал на себе дьявольское изобретение медицины двадцатого века. Когда тебя просверливают насквозь, когда каждую твою клеточку сотрясают вибрации, и думать ты не способен ни о чём, только ждать — резкую и, несмотря на все твои ожидания, внезапную боль. Потом в тебя, безвольное и полусознательное чучело, заталкивают пломбы, велят два часа ничего не есть, и выпроваживают восвояси, а ты не способен даже радоваться избавлению. Да и радость эта была бы иллюзорной: редко какая пломба держалась более года, и даже если старые ещё оставались на месте к следующему визиту инквизиторов, те обязательно находили новый изъян, — бормашине требовалась жертва.
Развешанные на стенах кабинета плакаты с поучениями, как правильно ухаживать за зубами, меня бесили. Я всю сознательную жизнь тщательно чистил зубы, и сладкоежкой никогда не был. Глупости это, совершенно бесполезные. Плохие зубы — это судьба, данная от рождения, с ней надо просто смериться-стерпеться. Теперь-то я это понимаю, в школе — ещё не мог. В седьмом классе, когда меня в очередной раз усадили в кресло для экзекуции, я поднял бунт. «Почему ваши пломбы всё время выпадают?! Вы не лечите зуб, а только дырку в нём делает всё больше и больше! Почему нельзя поставить пломбу так, чтобы она крепко держалась?» — обрушил я на инквизиторш гневную тираду. Потом, кажется, добавил о бракованных пломбах и о том, что в школы посылают самых худших врачей, которые ничего делать толком не умеют.
На какое-то время врачицы онемели от изумления, видно, не сталкивались ещё с подобным. Затем та, что помладше, вспылила: «Сопляк! Ты будешь учить меня, как работать?!» Возможно, она готова была в самом деле просверлить меня насквозь. Но старшая неожиданно остановила её: «Пусть идёт. Не хочет лечиться, не надо». И уже мне: «Уходи». И я ушёл. Встал с кресла, вышел из кабинета, спустился в класс. И ничего мне за это не было. Меня не ругала классный руководитель, не отправляли к завучу, не вызывали родителей. Наверное, тогда я впервые понял, что привычная система может только выглядеть железобетонно крепкой. Что вся её нерушимость — исключительно в наших головах. Иногда достаточно чуть-чуть смелости — или глупости? — чтобы её пошатнуть. А что ж с зубами моими стало? С дырками ходил, ясное дело.
Когда болеть начинали, анальгином спасался. К стоматологу всего раза два наведался, когда уж вовсе невмоготу и удалять надо было. Сильно ли моё бунтарство зубам навредило? Не знаю. Сознательно я лечением занялся, когда технарь окончил. Методично и сурово — не просто пломбы ставил, а коронками их прикрывал, чтобы не выпадали. Но потом начались 90-е, потом — и того хуже. В общем, зону не одна моя коронка не пережила, и зубы там здоровее, сами понимаете, не стали.Прихватило меня не по-детски, едва я с Ириной распрощался и дальше в прошлое сиганул. На ровном месте прихватило, что самое обидное. Накрутил я свой «парус», как обычно, нажал кнопку. Надежда ещё промелькнула: может, на свежей батарейке оно быстрее заработает? Дурацкая идея, само-собой, я на неё не очень-то рассчитывал. Но на то, что в зубе вдруг долбанёт, я рассчитывал ещё меньше.
Сначала думал, что пройдёт. Потом начал корить себя, что анальгина в дорогу не захватил. Решил терпеть, — ну не может же он болеть до бесконечности?! Оказалось, ещё как может. Когда вокруг тебя безвременье серое, и отвлечься ни на что не получается, зубная боль вдвое, втрое сильнее чувствуется.
Сдался я, одним словом, выключил хронобраслет. Недалеко пропутешествовал. Судя по тому, что на деревьях жёлтые листики среди зелени проглядывают, начало осени сейчас или самый конец лета.
От внезапной остановки хроноперемещения зуб мой обалдел, не иначе. Я даже обрадовался на миг, решив, что боль осталась где-то в будущем. Ничуть не бывало! В десну так жахнуло, что слёзы из глаз выступили. Ясно — перетерпеть не получится.
Осторожно баюкая зуб языком, я поспешил к выходу из парка, в дальнем углу которого совершал очередной «хронозаплыв». Нужно было срочно найти ближайшую аптеку со спасительным альгином, благо, дефицита с этими заведениями в родной стране нет. Наоборот, расплодились, пока я зону топтал. По количеству с ними соперничать могут разве что ломбарды и похоронные бюро. А, ну да, «наливайки» всех мастей ещё. Вполне логичная последовательность действий предлагается для среднестатистического гражданина: вынеси всё из квартиры в ломбард, полученные деньги пропей в «наливайке», на оставшиеся похмелись «боярышником» из аптеки и «двигай кони», не задерживайся. Заботятся власти о народе, что там говорить! Вот книжные магазины как закрылись к концу 90-х, так и нет их больше.
Рассуждая об этих абстрактных материях, я направился было к пешеходному переходу через широкую оживлённую магистраль. И остановился. Глаз зацепился за синенькую с белыми буквами вывеску: «ВитаДент». Да ведь это стоматология! — сообразил я. Стилизованное изображение корневого зуба подтверждало правильность догадки. Вывеска располагалась рядом с дверью, проделанной в стене жилой девятиэтажки. К двери вело небольшое крылечко с навесом. Окна по обе стороны забраны аккуратными единообразными решётками. Ясно, не стоматологическая поликлиника это, частный кабинет. Выкупили две или три квартиры рядом, соединили, отгородились от общего подъезда, собственный вход оборудовали. Я уже убедился, что это повсеместная мода пошла, — жильё в нежильё превращать.
В том, что частный лекарь сдерёт с меня в разы больше, чем государственный, я даже не сомневался. Но может, и толку больше будет? К тому же в поликлинике очередь наверняка. Тут же вспомнились намертво въевшиеся в память запахи больницы, и выбор стал однозначным. Деньги есть, чего жмотничать?
Колокольчики над дверью мелодично звякнули, едва я её открыл. Сидевшая за компьютерным столиком молодая ухоженная брюнетка, подняла взгляд от экрана. Ага, видимо, это их регистратура. Удивительнее всего для меня было, что на женщине не белый халат, а светло-зелёный медицинский костюм.
— Здравствуйте, — поприветствовала меня медичка. — Чем могу помочь?
Голос у неё был не менее мелодичным, чем у колокольчиков, а улыбка хоть и дежурная, но приятная.
— Зуб… — жалобно пробормотал я.
Голос мой, да и весь вид сообщили всё остальное.
— Острая боль? — уточнила брюнетка.
— Угу.
Она включила интерком у себя на столе, спросила:
— Игорь Виленович, здесь мужчина с острой болью. Вы примите? — услышав утвердительный ответ, указала мне на коридор: — Направо, последняя дверь. Сумки здесь оставьте! В шкафчике!