Время созидать
Шрифт:
Человек, скользивший впереди, вдруг остановился, медленно обернулся…
Безликий. Фигура и платье женские, но вместо лица – черный провал, воронка, живая, шевелящаяся тьма.
Саадар рванулся вперед – и сел, ошалело глядя в пространство. Опять эти поганые сны! Он хватал ртом спертый и душный воздух, который вонял свечным салом, грязной соломой, кошками, мочой и потом – хуже, чем в казарме.
Сердце колотилось так, будто он многие мили бежал с тяжеленной поклажей и без отдыха. Едкий пот заливал глаза, затылок неприятно взмок.
Густую темноту вокруг уже развела мутноватая водица
Все вокруг еще спали – кто на лавках, кто вповалку прямо на полу. Кто-то чихал, кто-то кашлял и ворочался во сне, кто-то с надрывом храпел. Саадар спохватился: не умыкнули пожитки? Он, конечно, на мешок лег для верности, но воровское племя знал хорошо. Мешок за ночь никому не приглянулся, и Саадар немного успокоился.
Тильда спала рядом. У него аж сердце защемило от того, как она съежилась во сне, подтянув колени к подбородку, одной рукой обнимая сына. Будить ее, тревожить сон не хотелось.
Саадар смотрел на руки Тильды, на потрепанную одежду, на драный соломенный тюфяк… Она ведь и слова ни разу не сказала, ни разу не пожаловалась. Только Саадар понимал, что привыкла-то она к другому, к тому, чего он и не знал никогда – или забыл уже в бродячей неустроенной жизни: к чистой одежде, горячей еде, мягкой постели, огню очага по вечерам, купальням. К дому, где все разумно и ладно.
Так хотелось обнять ее… прижать к себе. Крепко-крепко. Чтобы ей наконец-то стало тепло и спокойно, чтобы была у нее надежда, но… Что, кроме собственного тепла, сможет дать ей он?
Не удержался, дотронулся до щеки. И руку тут же отнял, будто ударило – испугался. Проснется ведь. А он стоит над ней – страшный. Отвернулся. И тут же спохватился – что это он, раскис совсем? Время ждать никого не будет, и монеты в мешке не заведутся сами по себе.
Он укрыл Тильду и Арона своим одеялом и вышел в стылый утренний сумрак.
Сегодня будет длинный и очень тяжелый день.
Солнце вставало где-то далеко за городом, и уже поднялись мелкие лавочники, разносчики, торговцы всякой ерундой.
Из подворотни выбрела высокая тень. Саадар пригляделся: женщина. Вышла на свет – и оживилась, зазывно улыбнулась, зябко поводя оголенным плечом, с которого спала яркая накидка, качнула бедрами умело и соблазнительно…
Раньше он бы сказал: «Пойдем», – и она покорно пошла бы следом. Простодушно доверилась. Или же он взял бы ее силой – и такое раньше бывало. Как поется в песне, «всегда любили девушки военных»…
Раньше бы он развлекся с этой рыжей – отчего ж нет?.. Она молодая, с лица, правда, рябовата, но все зубы целы, грудь высокая…
– Добрый господин наверняка прозяб на таком холоде, – мурлыкнула рыжая. У нее был глуховатый, но глубокий, манящий голос и южный выговор. Как мед, как тягучая нуга – никакого сравнения с шершавым металлом голоса госпожи Элберт!
– У меня постелька теплая, да и я горяча. – Рыжая подмигнула заговорщицки. – Я люблю больших… сильных. Таких, как ты.
Пойти ли за рыжей? Мгновение Саадар колебался. Что она там плетет насчет постели? Наверняка снимает угол в какой-нибудь тесной дыре, клоповнике, кишащем тараканами и людьми.
Раньше его мало заботили такие вещи. Но сейчас на него вдруг накатило мутное вязкое
отвращение. Не так. Не здесь. Не с этой женщиной.– Иди своей дорогой, – буркнул Саадар.
А рыжая все продолжала идти следом, приговаривая нежные слова. Саадар не выдержал, обернулся.
– Сказал – ты мне не нужна.
Он знал мудрых женщин, желанных женщин, но ни одна из них не тронула его сердце, не восхищала его так откровенно, ни с одной из них он не говорил ночь напролет, просто держась за руки, просто глядя в небо, полное звезд. Ни одну из них не хотел он похитить, спасти, так, чтобы вытащить из сердца больную занозу прошлого.
– Неужто нехороша? – Рыжая вздернула подбородок, явно подражая найрэ. – Или господин слишком разборчив? Поверь, я-то смогу дать тебе все, что не…
– Оставь меня! – рыкнул Саадар.
Она остановилась в паре шагов. Продолжая улыбаться, медленно повернулась к нему спиной и вдруг – он не заметил, как так вышло, – задрала на самую голову единственную юбку и показала зад. И сложила пальцы в неприличный жест.
– Ну и катись в жопу, сукин сын!
Ничего не скажешь, день начался хорошо.
16
Арон сидел на камне, ждал отлива, который все не начинался, болтал ногой и напевал:
Под старым камнем жил старый краб, Он жил там целый век. Но его отыскал там старый рыбак И на ужин с клешнями съел!В песне было что-то про стаи жареных акул и чье-то ненасытное брюхо, но этих слов Арон уже не помнил.
Дядя Юджин очень любил эту песню. Арон вспоминал, как они ходили к морю в любую погоду, и дядя Юджин рассказывал о сезонах дождей в Великой Империи О, куда плавал с дедом, о древних храмах среди джунглей, о полных золота и самоцветов сокровищницах умерших царей, об обезьянках, о чудищах из глубины – длинных, голодных и злых морских змеях, что охотятся на торговые суда.
Дядя Юджин учил его искать устриц, ловить рыбу, плавать в лодке под парусом, он знал все про облака, птиц и виноград… а мама учит только скучной арифметике и геометрии, заставляет наизусть твердить отрывки из Книги наставлений Ансельма Торо, писать иероглифы шаддари без ошибок и запоминать даты никому уже не нужных сражений древности…
Интересно, вернутся ли они когда-нибудь в Ларт?..
Что-то подсказывало Арону, что нет. Они уплывут далеко, где никто не будет знать языка Республики, где живут люди с черной кожей и синими волосами, с татуировками на всем теле, люди с третьим глазом на лбу… Так писал великий путешественник Дориан Фин о землях на краю света.
Арон кормил море камнями, каждый раз стараясь зашвырнуть гальку подальше. Он, разумеется, знал, что нет никакого края света. Мир круглый, как яблоко, но ведь можно представить, что есть этот край? Может, там водятся каменные великаны?.. Вот бы переплыть все моря и увидеть!
Один великан сидел напротив, по самую макушку в воде. Наверное, ловит там рыб, а может – собирает сокровища со дна, шарит в песке огромными ручищами, а мимо плывут медузы…
И вдруг великан начал вставать из воды.