Время созидать
Шрифт:
Сначала показались крутой высокий лоб и уши, обвитые водорослями, и широкие покатые плечи, и ухмылка. Великан вставал, распрямляясь… И только тут Арон сообразил, что это уходит море – быстро и тихо – совсем не так, как это бывало в Ларте. А великан – всего лишь небольшой островок, похожий очертаниями на человека.
На ровном берегу оставались черные камни, они блестели от солнца и соли. Под ними наверняка жили крабы, но Арон собирался накопать устриц и хорошо продать – эта счастливая мысль пришла ему в голову еще утром.
Он долго уговаривал маму, что с ним ничего не случится, если он пойдет на берег.
Ему очень хотелось показать, что и от него есть толк.
Арон шел за уходящим морем, скинув башмаки, и было так здорово шагать по мелкому песку, в котором ноги тонули, пугать маленьких полупрозрачных крабов одной только тенью! Его глубокие следы тут же заполняла вода.
Он выкапывал устриц из тяжелого, мокрого песка, и у него уже набралось достаточно, чтобы можно было вернуться в Гритт, но Арону нравилось тут: на берегу, кроме него, никого не было, а погода стояла расчудесная, солнечная и теплая, хотя с утра все лужи замерзли.
Далеко, на рейде за волноломами, он видел большое судно – никак не меньше галеона. Уплыть бы на таком! Чьи там флаги на мачтах? Не рассмотреть издалека…
Некоторое время Арон стоял, всматриваясь в горизонт. И только когда почуял, что песок становится тяжелым, а вода заполняет ямки и впадины, побрел к скалам на берегу.
К галеону подплыл лоцманский бриг, и, наполовину развернув паруса, галеон вошел в гавань Гритта.
Арон уселся на свой прежний камень, вскрыл ножом раковину и съел устрицу тут же, хотя на вкус без соли и лимона устрицы были как подметка. Оставшихся завязал в шейный платок. Теперь можно было продать их на дороге в Оррими – там всегда много народу.
Мальчишка смотрел на Арона, а Арон смотрел на мальчишку. Они стояли посреди пустынной улицы не двигаясь, напряженные и готовые к драке.
Ужасно чесались кулаки. И так хотелось врезать по этой наглой самодовольной роже!
– Че пыришься? Это мое место.
Чумазый бродяжка был мельче и ниже ростом, и напугать Арона этот недомерок точно не мог.
– Купил, что ли, место? – Арон презрительно ухмыльнулся, облизнул пересохшие губы. – Не слишком-то место хорошее, а? Натуральная помойная яма.
– А если и купил? – Чумазый выдвинул вперед челюсть. Вид у него был злой и голодный.
– И сколько заплатил?
– Иди ты лесом!
Арон показал мальчишке здоровый кулак. Зря его, что ли, Саадар учит драться? Но этого даже трогать не придется – сам сбежит.
– Дорогу сперва покажи.
– Крысья подмышка!
– От крысы слышу.
– Тикай отсюдва!
– Сначала только наваляю!
– Я те наваляю!.. Что, трусишь?
Мальчишка неожиданно оказался не из робких. Стоял, уперев тонкие ручонки в бока, одежда как у пугала – одно название, а не одежда. Зато глаза у него засветились как-то нехорошо.
– Дай пройти, не трону, – буркнул Арон.
– Заплати – и пройдешь. Вон у тебя и деньги, и куртка хорошая, мне нравится.
Только тут Арон понял, что в проулке есть кто-то еще, кроме него. Какой же он дурак!.. Вокруг сходились, загоняли со всех сторон другие мальчишки – постарше, помладше, высокие и совсем мелкие, скалились, как стая голодных псов. Хотели испробовать
свою власть. Чуяли кровь.Арон чуть не взвыл от досады. И ведь как все хорошо начиналось! Устриц он продал по дороге на Оррими, и деньги выручил – пять медяков! Мама взяла с него слово, что он не полезет в неприятности – да так и было, пока не примотались вот эти вот уличные!..
Это не Рори Райнер и его дружки. Рори – трус, который обделал штаны от страха перед настоящим колдовством, а эти… Эти просто так точно не сдадутся. И вид у них натурально разбойничий. Даже если он начнет колдовать…
Но магии не было. Ни капли. Пусто, гулко внутри – ни единой ниточки волшебства не вытянуть… Почему?!
Арон старался ничем не выдать свой страх, но страх цеплялся за ладони, за щиколотки, крючьями впивался в нутро, раздирал плоть.
И вдруг на всю улицу прогремело:
– Сраный мелкий ублюдок! Что ты тут забыл, а? Я ж те говорил, говнюк, только появись на моей земле!.. Говорил?! Щас твою поганую башку об камень-то и раскокошу!
– Грязный Тоби! Тикаем!
Мальчишки – врассыпную, как тараканы от яркого света – в щели, дыры, лазы. В мгновение улица опустела. И тогда Арон тоже припустился что было мочи. Вслед ему донеслось рычащее «А ну, стой, паршивец!», но Арон только быстрее несся, перескакивая кучки мусора и камни, доски, что-то еще, и в боку кололо, и главное было – не дышать ртом, не сбить дыхание, потому что тогда ему точно конец.
Кто бы там ни был – «серый» или такой же разбойник, он отстал давно, он был неповоротливым и уже не молодым, но Арон все еще слышал позади грохот сапог и одышливое дыхание.
Он вылетел в темный проулок, который заканчивался тупиком, обо что-то споткнулся и полетел, выставив вперед руки, в вонючую липкую грязь.
Монетки, тускло блеснув, полетели из-за пазухи туда же.
– Вот срань!..
Светлый кругляш утонул в жидкой грязи, смешанной с мочой, навозом и Безликий знает чем еще.
Арон шарил под ногами и чуял уже суровую расправу – мама не будет рада, что он заявится грязный по самые уши. За уши же и оттаскает.
– Экая удача, – прохрипел кто-то рядом. – Целый медяк.
Арон поднял голову – и его обдал ужас. Дикий, глухой. Из старых грязных тряпок, навернутых вокруг хилого тела, из драной мешковины, из-за спутанных жиденьких волос глядел на него желтыми немигающими глазищами Эрме-Ворон.
Арон стал отползать назад.
– Где край света? – глухо проговорил Эрме. Его голос – точно как в легенде! – околдовывал. Арон не мог сдвинуться с места. Эрме же, наоборот, поднялся, и вдруг сухая сильная рука схватила Арона за волосы, приподняла вверх. Арон взвыл.
– Чего-о-о?!
– Край света. Где он, а?
– Отстань! Не знаю!
– А много ты знаешь? Мальчишка!
Сейчас, толкнуло в грудь что-то. Колдуй сейчас!
Арон пошевелил пальцами. Но в тех словах, разрушительных, страшных, которые он хорошо помнил с ночи пожара, которые нужны ему были именно сейчас, здесь, ведь иначе Эрме-Ворона не одолеть – не было силы.
Арон извивался, загребал пальцами воздух, но освободиться не мог.
– Отвечай!
К нему тянулись из темноты вонючего проулка десятки рук, в ноздри лез странный запах горелых тряпок и плесени, чего-то сладковатого, как там, на чердаке…