Всё это про любовь

– Понимаю.

Я кивнула, и подумала, что... ничего я не подумала. Шутки с дьяволом всегда плохо заканчиваются. Не нужно лезть туда, куда лезть не нужно. Это как сунуть палец в розетку - в любом случае будет больно.

"Происшествие имеет ещё одну некрасивую сторону", - эта мысль пришла в голову.

Ира Клёнова проводила меня в коридор, приобняла, прислонилась щекой. Она не понимала моей миссии до конца, и потому старалась подружиться. Я ответила на её прощание. Откровенность нас сблизила. Я чувствовала, что Ира была откровенна.

Из комнаты вышел Сергей, взялся меня проводить.

– Но ведь это чудовищный эгоизм! Просто чудовищный!
– Он схватил мою руку.
– Даже Тургенев любил вовсе не Наталью Алексеевну! Он обожал состояние своей души, понимаете? То состояние, которое у него возникало! Он любил себя! Понимаете? Получается любовь - это самое эгоистическое чувство!

– Как знать, как знать, - промямлила я.

Слишком много было впечатлений для одного дня. Мне нужен был тайм-аут. "Ваня Тургенев пускай сам разбирается со своей душой".

*

Домой возвращалась на трамвайчике. Быть может, на том же самом, что ехала утром - я не заметила номер. Тихонько позвякивали стёкла в рамах, вагон переваливался из стороны в сторону, кряхтел. Беседовали люди. Я отвернулась и смотрела в окно. Решила не ввязываться в приключения, пусть даже Бутч Кэссиди и его банда ограбят всех пассажиров этого "поезда".

Размышляла, почему капитан Рудня так плохо провёл расследование? Или он не проводил его вовсе? Или он знает что-то такое, чего нельзя знать мне?

В душе трепыхалась злость на капитана и маленькая гордость за себя: "Я-то проведу дознание, будьте уверены!"

Нужно было составить план на завтра. Имелось два варианта: записаться и пойти на приём к доктору Плотникову - я решила таким образом устроить встречу. Присмотреться к нему, побеседовать на отвлечённые темы, а уж потом делать выводы.

И второй вариант: разобраться с клоуном. Если вдуматься, этого Вадика нужно судить за соучастие. Это его "табачок" спровоцировал преступление. "Это, извиняюсь, свинство подсовывать людям дурман. Мало ли какие могут быть последствия?"

Проведение вмешалось в мои планы. Если говорить точнее - подкорректировало.

Я вышла на остановке, прошла полквартала. У перекрёстка стоял автобус, раскрашенный радугами и звёздами. На его крыше высился торс лошади, вероятно, как символ циркового искусства. От ветерка красно-золотой султан покачивался, и казалось лошадь кивает зрителям - то есть мне.

У открытой двери курил человек.

Я прошла мимо, ненавязчиво заглянула в салон - водитель возился в моторе, чертыхался.

– Вадик! Подсоби!

Курильщик аккуратно положил сигарету на колесо - не захотел выбросить, - вошел в салон. Водитель сунул ему в руки гаечный ключ, показал, где держать.

Я решила подождать, чем дело кончится.

Курильщик вышел из автобуса и посмотрел на колесо: сигарета догорела. Осталась только полоска пепла и чёрная точка.

– Вас зовут Вадик?
– спросила я.

Мужчина перевёл взгляд на меня, достал новую сигарету.

– Ага.

– Вы клоун?
– вопрос прозвучал бестолково и я исправилась: - Вы работаете клоуном?

– Ага.
– Он вынул носовой платок размером со скатерть и высморкался.

– Чего тебе?

"Вот и хорошо, - решила я.
– Контакт состоялся. Более того, мы перешли на "ты". Быстрый ты, Вадик, значит, не обидишься".

– Я от Марины Игнатьевой. Она просила передать тебе вот это!

Я театрально размахнулась и отвесила Вадику леща. Хлёстко и протяжно - голова мотнулась в сторону, тело полетело вслед за головой.

– Очумела?
– клоун бросился на меня с кулаками.

Из автобуса немедленно высунулся водитель, посмотрел на меня с удивлением. У него были маленькие круглые глазки и густые усы - он походил на крота из мультика.

Вадик опустил кулаки. На это я и рассчитывала: он струсит устраивать потасовку при свидетеле.

– Я чем виноват?
– он тронул щёку, та разгорелась, как семафор.
– Она же сама меня выставила! Чумичка!

Водитель понял, что продолжения драки не будет, вернулся к мотору.

– Мы можем поговорить?
– спросила я.
– Есть несколько вопросов.

Я резко вскинула руку, поправила причёску. Вадик отшатнулся, косил на меня диким взглядом.

– Кто вы?

– Я веду следствие по делу Светланы Насоновой. Мне необходимы ваши показания.

Вадик опешил, видимо ему никогда ещё не давали пощёчины женщины-следователи. Я выпрямила спину, смотрела строго и холодно. Так, по моему мнению, должен смотреть капитан милиции.

– Могу прислать повестку, если хотите.
– Я облила его презрением.
– Мне всё равно.

– А нельзя, как-нибудь... без протокола? Директор этого не любит, - Вадик опять полез в карман за носовым платком, высморкался трубно.
– Он и так ко мне придирается всю дорогу. То зрители не смеются, то партер не аплодирует... Бездарность!

– Почему не принимаете антигистаминные препараты?

– Да есть у меня, - он показал пузырёк.
– Срубает меня с них. Сплю, как сурок. Даже на сцене засыпаю.

– В цирке манеж, - поправила я.

– Это у этих, - он сделал рукой движение. Будто ехал верхом.
– Дрессировщиков. А я артист. Я выступаю на сцене.

– Понято. Мы можем поговорить в автобусе?

– Валяй. Только без протокола.
– Вадик со мной торговался.

Сама не знаю почему, я почувствовала к нему жалость. Как к беспородной собачонке, ласковой, но хитрой.

Позади, в самом конце автобуса стоял диван, перед ним ломберный столик. Замызганная колода карт валялась рядом. Вадик сказал, что это фокусник тренируется. Фокусник-покусник.

Я рассматривала афиши - ими была оклеена задняя стенка. Старые афиши были скромнее - несколько фамилий и цена билета. Современные - яркие, с фотографиями. В основном фотографиями лошадей.

Вадик перехватил мой взгляд, грустно махнул рукой, мол разве это артисты? Ткнул пальцем в одну фамилию на чёрно-белой афише. "Фердинанд Грассман, - прочитала я.
– Маг и чародей". Чародей, повторила я. Из всех знакомых чародеев на ум пришел только Гудвин из "Волшебника изумрудного города". Но то был совсем другой случай. Я спросила, чем знаменит Фердинанд Грассман, Вадик рассказал.