Всё это про любовь

– Хотите сказать, он малодушен? Труслив?

Трусость - страшное человеческое качество. Мне кажется, оно происходит от инстинкта самосохранения. Инстинкт этот древний, если не сказать древнейший, и в сути своей верный: каждое существо должно себя защищать. Как иначе? Но иногда этот защитный инстинкт развит чрезмерно - тогда он превращается в страх. Страх заставляет совершать страшные, подлые вещи, он. Как червоточина, разрушает душу человека изнутри.

"Это хорошее начало для статьи. И название: "Подлость". Живёт такой человек - прилично одет, говорит красивые слова. Место занимает в обществе. А сердцевины в нём нет, сгнила душа".

Илья Ильич тоже обладал удивительным талантом: он много говорил, но не сообщал почти ничего. Притом, у него ловко получалось возвращать разговор на собственную персону. Человек-зеркало.

– Постойте, сейчас не о драках речь. Давайте вернёмся к происшествию. Вы делали экспертизу?

– Делал.

– Насонову изнасиловали?

– Вы, женщина, должна понимать, что это очень субъективный вопрос. Сперва хотела, потом расхотела...

Я не стала возражать, но поняла, что мне - как женщине, - напротив всё предельно ясно. Изнасиловали меня или нет - сомнений быть не может.

– Во влагалище этой дамы были потёртости, подтверждающие её слова. Однако если говорить строго, эти признаки не столь однозначны.

– Тем не менее, вы написали в заключении, что Насонову изнасиловали?

Илья Ильич вздохнул и взял мою ладонь своими большими руками: - Написал, милая.

Впервые за разговор он посмотрел мне в глаза. У него были большие глаза под густыми еврейскими бровями. "Зачем тебе эта грязь?
– прочла я в этих глазах.
– Ты такая красивая. Давай сходим в ресторан, я расскажу тебе тысячу правдивых историй из своей жизни, и ты напишешь прекрасную статью. Честную, откровенную, животрепещущую. И все останутся довольны: и я, и ты, и твой редактор". Мне страстно захотелось согласиться на это предложение. Почему? Я придумала две версии. По официальной, Илья Ильич Хлебников много знал об этом городе, и о его женской половине. Он мог стать ценным информатором. По неофициальной... я почувствовала, что устаю от Илавецка. Он другой. Непривычный. Хлебников - с его сытым здравым цинизмом, - казался мне роднее остальных, я понимала как вести себя. Чувствовала, когда он врёт, а когда говорит правду.

Мы уговорились встретиться позднее. Он обещал забрать меня, я назвала адрес, назначила время.

Вечернего платья у меня не было, да оно и не нужно. Я вдруг подумала, что чужой далёкий город - это как попутчик в поезде. Можно говорить обо всём: пролетит ночь, и вы расстанетесь навсегда. А потому, можно позволить себе быть естественной. "Однако следует навести порядок". Поправить причёску - раз, нанести боевой макияж - два, маникюр - три, плюс несколько агрессивных штрихов в одежде: яркий шейный платок, клач, в тон к платку и туфли на высоком каблуке. За туфлями пришлось бежать в магазин.

И ещё. Я позвонила шефу, попросила продлить командировку, сказала, что дело запутанное, с налёту не разобраться. Шеф буркнул, что: "у меня всегда всё запутывается. Проще надо быть, Фролова!" Спросил: "У него узел на конце, что ли?" Напомнил об оставленных мною заданиях.

Чтоб прекратить прения пришлось попросить денег. Я соврала, что в Илавецке всё безумно дорого и у меня не осталось средств на обратную дорогу. Шеф ответил, что-то невнятное, сделал вид, что в кабинет вошел посетитель и положил трубку. Это означало, что командировку он продлит.

Наш главный редактор удивительный жмот. Жмот идейный... или генетический?
– не знаю, как правильно сформулировать. От прабабки ему достался стол. Прабабка была из дворян, имела собственный особняк, доходные дома по всему Питеру. После всех революций, эмиграций и пертурбаций, моему шефу осталась фамилия (Полозов) и обеденный стол. У прабабки - следуя логике того времени, - стол стоял в столовой и соответствовал размерами помещению. И количеству обедающих одномоментно. В маленькой современной кухне стол занимал почти всё пространство. Он подавлял собой остальное: люди протискивались вдоль стеночки, холодильник вынесли в коридор, плита ютилась в углу - открыть дверцу духовки можно было только из-под столешницы. Приём пищи превратился в кошмар. И что вы думаете? Стол стоял и правил домом! Выбросить его невозможно. Думаю, его положат вместе с редактором Полозовым в могилу, это будет напоминать могилу фараона. "А, быть может, гроб сколотят из стола, - мстительно мечтала я.

– Так даже лучше".

*

Вход в ресторан напомнил крыльцо библиотеки. Витая кованая лестница - микроскопический завиток, - вывеска готическим шрифтом: "Траттория", захватанная деревянная дверь. "По крайней мере, - поняла я, - люди сюда приходят".

Неподалёку стояла девушка, смотрела в экран телефона, о чём-то хмурилась. Юная, лет восемнадцати. Мы оба обратили на неё внимание, и я, и Хлебников. Симпатичная дева. Синяя кофточка, джинсовая юбка, кеды. Волосы цвета сильно разбавленной горчицы. Я подумала, что нелепо красить волосы в такой цвет. Будто положили грунт, а покрасить забыли. От такой отделочной ассоциации вспомнился ремонт: "Как там мои Кука и Ника?" В груди тоскливо защемило.

Илья Ильич посмотрел на девушку снисходительно:

– Молоденькая самочка. Не судите строго, вы, столичная дама. У этой девушки трудное задание. Нужно предлагать себя и при этом казаться неприступной и целомудренной.

– Почему вы решили, что она проститутка?

– О нет! Вы меня неверно поняли. Всё значительно серьёзнее: идёт охота на будущего супруга.

Мы вошли в ресторан. На гардеробной комнатке висел замок, по случаю тёплой погоды вещей в гардероб не принимали. Мы прошли по коридорчику, вдоль зеркал. Мимо прошмыгнул человек в рабочем халате. Грузчик? На миг возникло ощущение, что нас не ждали. Люди занимались своими делами, а тут явились мы.

Неслышно, как фокусник, возник официант, встал наизготовку с карандашиком в руке. Хлебников кивнул ему, как старому знакомому. На груди официанта поблескивал бейджик. Я прочла имя: "Хулио". Едва не рассмеялась, с большим трудом мне удалось сдержаться. Смех просто распирал: Хулио из Илавецка.

Илья Ильич заметил моё настроение, обиделся:

– Здесь готовят аргентинские блюда. Великолепно жарят мясо. Я, знаете ли, всем остальным достоинствам подобных заведений, предпочитаю мастерство повара.

– Я тоже.
– Тут я не удержалась и прыснула в кулак. Чтоб сгладить неловкость спросила: - Что будете есть?

На этот вопрос, Хулио развернулся ко мне, как флюгер.

– Прежде всего, кто из нас мужчина?
– ответил вопросом Хлебников.
– Флюгер повернулся к нему.
– Вадик, два эскалопа. Сильно прожаривать не нужно, только припустить. Попроси Виктора Олеговича поддать с дымком. На гарнир какой-нибудь зелени... выбери, что посвежее.
– Потом, будто спохватившись, Хлебников прибавил, глядя на меня: - И пусть завернут тамальку. Для моей спутницы.

– Что будете пить? Пиво?

Вина Илья Ильич не пил, попросил себе кружку пива. Я удивилась и заказала красного. Целую бутылку - готовилась нахамить Хлебникову.

– Почему вы назвали девушку самочкой?

Он удивился: - Разве это неверно? Мужчины - самцы, женщины - самки. Девушке нужно привлечь мужчину, завлечь его. Для этого она распушает "хвостик", наносит яркую окраску, укорачивает юбку. Ногти красит краплаком. Однако нельзя показаться дешёвой легкодоступной - самец уйдёт с крючка.
– Илья Ильич посмотрел на свои ногти.
– Как на моё понимание, природа здесь перемудрила.