Все лестницы ведут вниз

— Ты что стоишь?

— Это ты почему встала? — не сразу ответила Аня. Голос ее подрагивал, а на нижних веках скопились слезы вины, мелькающие в закате солнца.

— Ты встала, и я встала, — тоже помолчав, сказала Лена, продолжая удивляться на Аню.

— Ты мне подруга?

— Да, — сказала Лена и добавила, — конечно. Конечно подруга!

— Тогда бей, — выпрямившись сказала Аня.

Лена пригляделась, еще больше удивляясь на нее, и сделав шаг назад, прошептала:

— Не буду.

— Бей я сказала! — приказала Аня.

— Не буду я тебя бить, — замялась Лена. — Кофе? Пойдем попьем кофе, — и сделала шаг вперед.

Аня быстро ухватилась за левую руку Лены, и попыталась дернуть на себя, чтобы ладонь ударила по ее лицу, но подруга быстро отдернула обратно, правда, не сумев вырваться из хватки Ани.

— Бей, я тебе говорю! — крикнула она. Только сейчас Лена заметила как стоят слезы в глазах Ани. — Ну бей же! Ну ударь, — протянула Аня и отпустила капли по лицу. — Ну прошу, ударь, — и без сил упала на колени. — Ударь меня, — повторила дрожащими губами.

Впервые Лена утешала Аню стоя с ней на коленях; гладила по волосам и спине. Словно поменявшись ролями, она шептала подруге на ухо, что все хорошо, все прошло, но всякий раз добавляла: «Поплачь, поплачь. Ты уже давно не плакала».

Часть 4. Глава II

Глава II

1

Пощечина, больно прилетевшая Федорову той немой минутой, в тишине которой отчетливо слышно, как скребут по бумаге с два десятка ручек, отразилась не малой обидой. Было задето раздутое самолюбие, причем публично, на глазах всего класса. В тот же день его прямо таки закидали с ног до головы шутливыми вопросами, да на столько неприкрытыми, что и он догадался в какую комичную ситуацию попал. Конечно же у Федорова был железный аргумент, и нельзя исключать, что нашлись и те, кто воспринял его слова на полном серьезе. Иван говорил, что «убогая сама взбесилась» и накинулась на него «не с того, ни с сего»; он даже сам не сразу понял как все произошло.

— Дурная она, что взять, — как бы отмахиваясь, говорил он.

— Закрывать надо таких, — поддакивала Котова, не скрывая своего злорадства.

Аня не могла слышать всех этих разговоров и передать их ей никто не мог, но она обладала достаточной проницательностью, чтобы прекрасно себе уяснить, каким усмешкам дал повод произошедший случай. И реакция Федорова была досконально ей понятна, а потому довольно давно поняв природу его характера, заточенного на «поддержании своего доброго имени», не спроста называла «двуличным тугодумом». Впрочем, все это Аню не обижало: Федоров и раньше говорил о ней не хорошие вещи, а классу только и нужен повод чтобы посмеяться над кем-нибудь или позлорадствовать.

Аню не сильно беспокоило, что Федоров мог сорваться с ее лески. В каком-то смысле оно так и произошло, но ведь всегда можно закинуть новую, точно такую же, и результат не изменится. Не зря Воскресенская выбрала именно его, а позже, присмотревшись, убедилась в верности своего решения. Она понимала, что при первом же ее кличе Федоров встанет и пойдет; главное, чтобы бросая клич, не столкнулись два его мотива, тянущие в противоположные стороны.

Можно было вздохнуть полной грудью, освободившись от всех «романтических бредней этого идиота», но оказалось, что и здесь «твердолобый» не мог спокойно, не привлекая внимание окружающих обидеться. Ему хотелось показать, на сколько Аня зависима от него в отношении учебы, а потому перестал давать ей списывать. Все бы ничего, Аня не против — ей вообще все равно. Пусть так. Но ведь Федоров стал поворачиваться к Ане спиной — что замечал весь класс, — преподнося новый повод посмеяться не только над «обиженным воздыхателем», но и над «убогой Воскресенской».

Косо и гадливо посматривая в спину своего соседа третьим уроком в пятницу — спустя два дня, как Аня в последний раз была на этажке, — ей приходила на память окровавленная рубашка рослого. С этой спиной, что на стуле сбоку от нее, хотелось сделать тоже самое — прям руки чесались. «Только так до них, уродов, доходит», — говорила Аня.

Наверное чувство собственной правоты придавало Ане спокойствие, ведь она совсем не заботилась о возможных последствиях. Перестала думать, что когда-то рослый начнет ее искать — как «подлечит остатки рук» — и что вполне возможно, Аню уже ищут его дружки. Но на счет них она сильно сомневалась. Слишком уж рослый отличается от тех двоих. Как-то не вписывался он среди них. Во всяком случае Аня не хотела думать о том, что все равно не предугадаешь. Что сделано, то сделано, и Аня — как бы там ни было — все равно права. Тем более с того дня открылись новые перспективы.

***

В маленьком и столь непримечательная городке, что и название не вспомнить, в единственной его школе, в кабинете № 27 в левом ряду третьей парты вновь раздались голоса, на продолжительное время до того умолкшие.

— Обиделся что-ли? Анька теперь девчонка не интересная? — как шутливо, изображая дружелюбие, но прищурив глаза, сказала она.

Федоров, не теряя лица, бросил на соседку будто безразличный, но явно обиженный взгляд, который тут же отвел.

— Вот шуточку обыграем одну, и можно будет пойти ко мне. Ты как? Или уже не жмет? — ехидничала она.

— О-о! Все же надулся? А я то думала… Приготовила там уже… у себя. Зря, получается, романтику наводила.

— Ты про условия говорила? — повернулся Федоров к Ане.

— Ага, шуточка одна. Думаю, в понедельник обыграем и ко мне пойдем. Твоя вся буду, — недобро сверкая глазками шепотом посмеивалась Аня.

— У меня тоже условия, — сказал Федоров и с тем же суровым видом отвернулся от Ани.

«Вот же урод», — первым делом подумала Аня. С некоторое время она хотела сама сообразить, что же Федоров ей выдвинет, но думать долго не пришлось — и без того все ясно. Остается стиснуть зубы и выслушать соглашаясь. «Скоро и этот утрется».

— Ну, — толкнула в локоть. — Говори давай.

Лицо Федорова переменилось — на нем открыто проявился взгляд победителя в битве, при которой он одолел Аньку. Теперь Иван убедился, что это он ей нужен и даже необходим, и вовсе не так, как она ему. Так Федоров и знал! Эта мысль только подбадривала и придавала уверенность.

Прилежный ученик покровительственно склонился над Аней и сказал:

— Если ты хочешь стать моей девушкой, — начал он, — то тебе надо измениться. Детство закончилось, а ты до сих пор не наиграешься. Пора браться за ум, но с этим я тебе помогу. Воскресенская! Ты слушает меня?

— Ага, — промямлила Аня, не поднимая головы.

— Может поднимешь голову?

— Не-а, — ответила она, до бела сжимая кулак под столом.

— Совсем как ребенок, — высокомерно сказал Федоров. — И одеваться начни приличнее. С Ершовой пример возьми, — помолчал. — Но это все легко поправимо. А если серьезно, то тебе надо начать слушаться меня. Если я сказал тебе сидеть до конца уроков, — стучал он ребром руки по парте, — то сиди до конца. Если сказал…

— Воскресенская! — окликнула преподаватель со своего места за столом. — Не отвлекай Федорова!

Позади раздался смешок.

На минуту замолчав, Иван продолжил мстить, наклонившись над тихо бурлящей в гневе Аней. Правая нога ее нервно подпрыгивала, а сжатая в кулаке рука тряслась от напряжения; зубы сцепились, а губы хищнически оттопырившись разомкнулись. Чтобы стерпеть унижение, Аня прищурила глаза — так и сидела. С ней еще никогда так не разговаривали, «а он будет последний из тех». Но Федоров не унимал высокомерный тон.

— Короче, — быстро проговорил он, — сегодня остаешься до конца уроков, а после ждешь меня в сквере. Поняла?