Все лестницы ведут вниз

Аня стояла молча — смотрела. Руки в карманах.

— Здравствуй, девочка Агни, — обратился он к ней.

Услышав такое обращение, правый краешек рта Ани дернулся в сторону. Она вспомнила, что в тот день рослый назвал ее Агнией. Никогда Аня не называлась этим именем, хотя оно ей очень нравилось, точно также, как любила она свое настоящее — данное при рождении. Пожалуй, это единственное, что она в себе любила. Ею чувствовалось родство этого имени и Аня была бы не против, если ее иногда называли бы Агнией, но произносимое рослым, оно будто искажалось, теряло свой первоначальный чистый смысл.

Этот человек ей противен; она не могла не смотреть на него с высока, будто на мерзкого слизняка, иссыхающего под осуждающе-напористым ее взглядом, как под лучами горячего солнца. Сама она очень боялась — больше, чем тогда. Но не смотря на то, что ее сердечко тревожно стучало, отдаваясь в ушах пульсирующей кровью, а ножки подрагивали, Аня держалась стойко, умело скрывая свой страх.

— Достал?

— А как же! Ты же теперь мой амулетик, а за амулетиком нужен уход. Подарочки там всякие. Да, мой рыженький бесенок? Да ты подойди! Чего встала то там? — Аня не двигалась. Ее все больше настораживала манера рослого, его тон. — А-а, так ты об этом подумала? Да ты что! Как я могу тебя обидеть! — засмеялся он. — Ты же никакая была. Я только посмотрел как ты… Пульс проверил.

— Дышал в лицо тоже проверяя? — сурово проговорила Аня.

— Девочка Агни! Судьба моя! Ты же как иконка, а иконки беречь надо. С ними обращение особенное, ласковое, понимаешь?

Аня поморщилась, с отвращением поведя лицо в сторону.

— Фу, — не выдержала она, хотя думала промолчать. — А все гадаю, с чего лицо зудит! — вырвалось у нее.

— Обидно, девочка Агни, — произнес спокойно, без выкриков, будто унял эмоции. — Обидно ты говоришь. Прав я был. В таких амулетиках бесята табунами ходят. Верно, загадочная девочка Анги? Прав? Я же любя, а ты… Взяла и растоптала мои чувства. Эх, — выдохнул он и как бы мечтательно посмотрел в окно.

— О ком ты тогда говорила? — помолчав спросил рослый. — Спасать то кого хочешь?

— Никого я спасать не хочу, — сурово сказала Аня. — Гори все огнем!

— О! — вскрикнул он в восторге. — Огнем, говоришь? Да! — вздрагивал он. — Я представляю твой огонь. Твой цвет огня! Подойди, подойди! — но Аня стояла не двигаясь. — Я хочу потрогать этот цвет. Ты знаешь, что рыжее пламя самое жуткое, оно самое мучительное? Оно медленно, потихоньку пожирает. Как издеваясь, понимаешь хмуринькая девочка Агни? — ухмылялся рослый, но потом засмеялся и опрокинув голову назад, сказал будто мечтая. — Девочка Агни — не ангелочек, не бесенок. Кто же она такая, эта наша девочка Агни?..

— Все сказал? — оборвала Аня.

— О тебе я могу говорить долго, — смотря вверх произнес он. — Пламя, а в ней девочка Агни. О! Это… Только представить… Не описать. Я стих о тебе напишу, славная девочка Агни. Стих! Амулетик, а в нем злой бесенок — это наша девочка Агни! — Он встрепенулся, будто опомнившись. — А-а! Так ты про это? — достал он из кармана рубашки две марки. — Так бери. Это все твое, судьба моя. Только для тебя! Мой тебе подарочек, иконка.

Аня никак не могла решить — сделать шаг вперед и подойти, или назад и побежать отсюда — прочь от уже не скрытой, явной опасности; от беды, в которой она — очевидно — погрязла. А убежит ли?

— Ну бери, Агнюша, — протягивал он марки. — Или ты хочешь, чтобы я умолял? На колени встал? — сказал, будто удивившись. — Так я встану, только скажи, — и засмеялся.

Ноги сами дернули Аню в сторону рослого. Она подошла к нему не вынимая рук из карманов джинсов. Встав напротив, достала левую и взяла марки. На них были рисунки. На одной Аня увидела изображение жука-скарабея в древнеегипетском стиле, а на другой изгибающуюся красную розу, корнями уходящую в щель сухой почвы.

— Ты себе?

— Ну а если себе? — положила она марки в карман.

— Со скарабеем не шути, смелая девочка Агни. Ты так, по чуть-чуть. Давай я тебе покажу, — подался он вперед.

— Сама справлюсь, — шагнула она назад.

— Да ты не бойся, моя девочка Агни. Не хочу я тебя обидеть, успокойся. Девочка моя, ты же понимаешь, — протянул он, — если бы я хотел, уже давно бы взял тебя и ты бы ничего не сделала. — Глаза его блеснули злобой. — Ну не хмурься, девочка Агни. Кстати, а чего ты такая постоянно хмурая?

К выходу тянуло как магнитом. Аня потупилась в пол и быстро бросила взгляд в окно.

— Спасибо, что достал, — сказала она. — Увидимся, — и повернула к выходу, но в ту же секунду локоть ее левой руки сжали сильные пальцы рослого и потащили обратно. Аня чуть не споткнулась, невольно сделав два шага к окну.

— Эй! — вскричала она. — Ты что делаешь? Отпусти сейчас же! — вся отвага как улетучилась, а в глазах Ани обнажился неприкрытый страх, что хорошо заметил рослый. Сердце Ани больно застучало по ребрам, подбиваю к панике, но она все еще контролировала себя.

— Девочка Агни…

— Отпусти, я сказала! — дернулась Аня, но рука только сильнее сжала пальцами ее локоть.

— Судьба моя, — начал он. — Только одно, моя Агни. Один поцелуй, иконочка и все. Потом лети, красавица. Эх, — выдохнул он. — Ты не представляешь как тяжело отпускать свою любовь, — наиграно махал он головой. — Ну! Разве это сложно? В благодарность то… один раз!

— Отпусти меня! — не давалась Аня. Страх не пропал, но притупился отвращением. В ту же секунду в ее глазах мелькнула раздражительно-гневная искра и брови опустились на лицо.

— Да что беречь то? Было бы что беречь! — откровенно, с возмущением заявил он.

Этими словами рослый пересек непозволительную черту, на пересечении которой Аню обуревает неконтролируемая злость, а к груди подступает тошнота. В резон с мутившими Аню спазмами в горле, она быстро, с отменой реакцией вынула правую руку из кармана с зажатой в пальцах рукояткой ножа. Обоюдоострое лезвие его со звучным щелчком выскользнуло и в мгновение ярко блеснув в луче дневного солнца, легко проскользнуло по брюху рослого. Красная клетчатая рубашка порвалась — одна пуговица отлетела в сторону. Пальцы рослого расцепились, высвободив локоть Ани, и она, ни мгновения не медля рванула из комнаты в коридор, крепко сжимая в руке нож.

Порез был не глубокий — небольшая царапина.

— Накажу, девочка моя! Накажу! — крикнул он, впрочем, без злости, а как будто продолжая некую игру. Рослый побежал за Аней.

Услышав позади топот, она обернулась и сквозь развевающиеся свои рыжие волосы увидела как рослый выбежал из комнаты и погнался за ней. Он ее догонит, и это Аня поняла сразу — если не на лестнице, так на первом — не там, так у забора. Улица эта постоянно безлюдная — опрометчиво надеяться поднятым криком о помощи призвать чью-либо подмогу. Надо бежать на крышу. Хорошо, что ключ у Ани всегда с собой.