Все они почему-то умирали

– Все восстанавливает, как было, – твердо сказал Пафнутьев.

– Правильно! – одобрил Вулых. – И мне надо было сделать то же самое. Вот раствор, вот кирпичи – заложи, восстанови все, как было. В подвале тепло, новый раствор высохнет к вечеру. Ночью я мог встать и зашпаклевать это место. И никто никогда не узнал бы, где Объячев спрятал деньги. Я мог появиться в этом доме через год, через два – здесь работа всегда будет. И спокойно, не торопясь, сделать все, что требовалось. Какой же я дурак, боже, какой я дурак! Таких, наверное, еще свет не видел!

– Знаешь, старик, с тобой трудно не согласиться, – серьезно сказал Пафнутьев и придвинул Вулыху листки протокола. – Вот тут я, как мог, записал твои показания. Прочти... Если все правильно, подпиши.

Не говоря ни слова, Вулых молча и сосредоточенно, не читая, подписал каждую страницу и в конце добавил: «С моих слов записано верно, возражений не имею».

– Как приговор сам себе подписал, – сказал он, подняв глаза на Пафнутьева.

– Ничего, старик... По-разному может повернуться.

– Да уж повернулось, – сказал Вулых, поднимаясь. – Если бы я взял из этих денег только одну пачку, всего одну пачку, десять тысяч долларов... Какой бы себе дом в Закарпатье отстроил, какой дом... – он привычно уже сложил руки за спину и направился к двери.

Пафнутьев видел, что работа идет, сведения накапливаются, но просвета не было. И, складывая листочки протокола, глядя на пустой уже стул, на котором только что сидел Вулых, он ощутил вдруг уверенность в том, что ничего сверхъестественного в этом нет.

– Что-нибудь удалось выпотрошить из этого недоделанного Вулыха? – спросил Шаланда, входя в кабинет.

– Очень хорошо поговорили. Он сказал гораздо больше, чем я надеялся. Оказывается, всю эту объячевскую семейку Вулых знает лучше, чем они сами себя знают.

– Это хорошо, – кивнул Шаланда. – Скоро конец?

– Да, вот-вот, – Пафнутьев отвечал односложно, но вовсе не потому, что хотел поставить Шаланду на место, вовсе нет. Какая-то мыслишка вертелась в его голове и никак не могла оформиться во что-то внятное.

– А почему ты решил, что скоро конец?

– Мало живых осталось... Кто там... Вохмянины, Вьюев со Скурыгиным, красавица Света.

– Она в самом деле красавица? – спросил Шаланда как бы между прочим, как бы не придавая значения своему вопросу.

– Можешь не сомневаться.

– Всю проверил? – не удержался, куснул все-таки Шаланда.

– Насколько позволяли обстоятельства. Если чего упустил – доработаю, допроверю. Не переживай, Шаланда. Ты тоже еще молодой. У тебя многое впереди. Не столь, конечно, не столь... Но все равно жизнь и для тебя продолжает сохранять некоторые свои прелести.

Шаланда долго молчал, сопел, перекладывал на столе какие-то папки, осторожно косился на Пафнутьева – не смотрит ли тот в его сторону.

– А ты злой, Паша, – неожиданно сказал Шаланда.

– Нет, Жора... Не злой. Я справедливый.

– Это одно и то же... Не хотел бы я оказаться в твоих справедливых руках.

– Я тоже не хотел бы оказаться в твоих добреньких пальчиках. – Слова у обоих выскакивали предельные, но улыбка Пафнутьева и насупленность Шаланды смягчали разговор. – Ты, Жора, начал о чем-то говорить – о том, что тебя, в общем-то, и не касается... Я из вежливости подхватил твои слова, ответил полно и обстоятельно, ничего не утаил. Могу еще подробностей подбросить, если тебе без них невмоготу...

– Остановись, Паша, – взмолился Шаланда. Он и раньше знал, что Пафнутьева лучше не трогать, что заводится тот быстро и остановить бывает трудно. – Перебросились невинными словечками – и ладно. Возвращаемся к делу.

– Всегда готов! – даже в этом своем подчеркнутом согласии Пафнутьев сумел втиснуть прощальный укус.

– Ладно, Паша, ладно... Как убили Маргариту? – спросил Шаланда, задав случайный вопрос, чтобы только подальше уйти от щекотливого перебреха с Пафнутьевым.

– Она покончила самоубийством.

– Это точно?!

– Да. Худолей нашел в шкафу кучу упаковок. А наш анатом эти же таблетки нашел у нее в желудке. Она заснула и не проснулась. Точно так же, как и ее муж.

– Но для самоубийства нужны причины!

– Есть такие причины, – устало проговорил Пафнутьев.

– Мне можно о них знать? – оскорбленно произнес Шаланда.

– Можно, – с обидным равнодушием произнес Пафнутьев, который вдруг почувствовал пресыщенность этим делом – такое с ним бывало. Наступал момент, когда он не хотел знать новых подробностей, ему вполне доставало того, что он уже знал. А новые сведения только подтверждали прежние и продолжали без умолку рассказывать, вываливать, смаковать все новые гадости о людях, в жизнь которых он вошел так глубоко, как ни один из их родственников, друзей, знакомых. – Можно, – с тяжким вздохом повторил Пафнутьев. – Убит муж, в доме еще два убийства, потом еще одно... По коридорам ходят чужие люди, просвета никакого... Добавь ежедневное виски... Порнуха по видику... Я хорошо представляю себе ее состояние... Я понимаю Маргариту.

– В том смысле, что одобряешь ее решение?!

– Можно и так сказать. Вохмянина права... Та уже скользила вниз. Она предположила, что Маргарита будет следующей... Вохмянина... Молодая, красивая, румяная, полная жизни, любви! У нее, Жора, столько любви!

– И это ты знаешь?!

– Догадываюсь. Только сейчас дошло – Вохмянина меня готовила.

– К чему готовила? Глаз на тебя положила? – спросил Шаланда, не скрывая ревнивых ноток в голосе.

– Она готовила меня к смерти Маргариты. Вохмяниной нужна была ее смерть. Зачем-то ей нужно было, чтобы Маргарита исчезла. Худолей узнал, что она носила ей порнушные кассеты, следила за тем, чтобы в спальне всегда было виски. И много разных таблеток. Худолей предупреждал о том, что цифры слишком зыбкие, – бормотал в полузабытьи Пафнутьев.

– Кто был постоянно рядом с Маргаритой в последние дни? – спросил Шаланда, и Пафнутьев не мог не отметить – хороший вопрос.

– Худолей говорит, что у нее торчал Вьюев... Ее давнишний поклонник... Она кинула его когда-то... А недавно его кинул Объячев.

– Надо бы раскрутить этого Вьюева!

– Худолей говорит...

– Паша! – вскричал Шаланда. – Остановись! Не добивай меня этим Худолеем, прошу! Признаю, полез грязными лапами в твою трепетную душу, переступил границу, произнес нечто о красавице Свете... Проехали! Больше не буду!

– Света? – переспросил Пафнутьев. – Мне кажется, она здесь ни при чем. У нее не было возможности...

– О боже – Шаланда, как на оперной сцене, схватился руками за голову и зашагал по кабинету.

– В первый же день, – медленно проговорил Пафнутьев, восстанавливая в памяти подробности происшедших событий, – в первый же день, когда труп Объячева еще лежал в доме, Андрей задержал Вьюева при попытке сбежать. При нем был чемодан с документами. Я отдал их на экспертизу. Там были не только его документы. Договоры, расписки, протоколы намерений, подписанные Объячевым. Похоже, он выгреб все, что мог, из его сейфа.