Все проклятые королевы

За первым криком следует ещё один. Потом ещё.

И тогда я вижу Одетт. Она стоит передо мной, не двинувшись с места. Теперь между нами больше ничего нет. Вся покрытая кровью, с головы до ног.

Единственное, что изменилось, кроме того, что её залила чужая кровь, — это рука, вытянутая туда, где всего мгновение назад стоял Дерик. Пальцы сжаты, костяшки напряжены.

Клянусь Гауэко и всеми его созданиями…

А потом она поднимает эту же руку и указывает на Асгера. Тот смотрит на неё в ужасе, так же забрызганный красной дымкой, как и она.

— Ты, — говорит она, показывая на него пальцем. — Теперь ты капитан.

— О, чёрт, Одетт… — выдыхает Ева.

Я оборачиваюсь назад, туда, где стоят капитаны, и… в самую гущу хаоса.

Некоторые из тех, кто находился ближе всего, бросились бежать, как и стражники, мечущиеся из стороны в сторону, не понимая, где находится угроза и что им теперь делать.

Ильхан выхватил меч и встал перед Камиль, которая выглядит менее яростной, но столь же потрясённой. Эльба тоже поднялся, положив руку на рукоять своего оружия, а его лицо перекосилось от шока. Нирида, широко распахнув глаза, смотрит туда, где ещё мгновение назад был Дерик, а теперь нет ничего.

Я снова смотрю на Одетт: прекрасная и дикая, словно древняя богиня, запечатлённая в картине войны — смертельная, устрашающая.

Она превратила его в алый туман.

Охренеть.

— Уходим, — вдруг говорит Ева, соображая быстрее меня. — Уходим немедленно!

Она хватает Одетт за руку. Та моргает, будто ещё не осознаёт, что только что произошло, что она только что сделала. Но Ева уже тянет её за собой, увлекая прочь, прежде чем окружающие действительно успеют среагировать.

Я вижу, как они взбегают по каменным ступеням, перепрыгивая через две за раз. Только когда они добираются до самого верха, к тем солдатам, которые патрулировали это место и теперь сбежались, не понимая, как им поступить, я решаю двинуться следом.

Но рука на моём плече останавливает меня.

Это Ильхан. За ним с безмятежной грацией приближается Камиль.

— Капитан, думаю, вам стоит переговорить со мной. — Он поднимает голову вверх, туда, где Нирида наблюдает за хаосом, бессильная его остановить. — Вам тоже, командир.

Лаьяниде

Юноша смотрит, как дым костров смешивается с чёрными клубами погребальных кострищ. Внизу, в городе, одни умирают от заразной болезни. Другие — сгорают заживо, обвинённые в колдовстве.

Он знает, что ведьмы тут ни при чём. Знает, что это Лаьяниде, дух чумы, каждое утро приносит с туманом заразу, терзающую Цирию.

Он задаётся вопросом: почему злой гений не направит проклятый туман прямо к дворцовым воротам Львов? Почему не проникнет в их позолоченные залы, в их роскошные покои и не заразит всех — Моргану, Аарона, их отвратительных детей? Он не возражал бы умереть, если бы вместе с ним пали и Львы.

Ему было бы не жаль даже свою сестру, которая с ледяным безразличием наблюдает за языками адского пламени, пожирающими тела сожжённых женщин.

— Ты должна их остановить, — говорит он в который раз.

Его сестра, искусная в искусстве равнодушия, даже не утруждает себя взглядом в его сторону — лишь лениво пожимает плечом.

— Зачем?

Он больше не может ей это объяснить.

— Уйдём отсюда, — умоляет он. — Давай уйдём. Давай вернёмся домой.

И она смотрит на него, слегка улыбается, но в этой улыбке больше нет той теплоты, которая прежде напоминала ему о доме. Она стала жестокой, беспощадной.

— Какой дом, Арлан? — спрашивает она. — Теперь это наш дом.

— Это неправда, — возражает он. — Ты знаешь это. В глубине души ты чувствуешь. В глубине души ты должна помнить, какой была Земля Волков, какой она была при наших родителях. Уйдём. Вернёмся. Эрениты всё ещё верны нам, и многие не боятся. Они бы сражались за нас.

Лира поворачивается к нему, и Арлан понимает, что от сестры, которую он помнит, не осталось ничего. Ничего от той девочки, которая должна была править всей Землёй Волков. Та, что смотрит на него теперь с таким холодным ужасом, с такой ненавистью, — это не его сестра. Это не дочь королей Эреи.

— Перестань богохульствовать, — говорит она, — иначе мне придётся обо всём рассказать их величествам, и в следующий раз на костре сгоришь ты.

Арлан отступает на шаг, потом на другой.

Это последние слова, которые он слышит из уст своей сестры, потому что той же ночью он соберёт вещи, а на рассвете, когда первые лучи солнца разгонят туман, принесённый Лаьяниде, Арлан дезертирует и станет предателем.

Глава 35

Кириан

Разогнать всех оказалось непросто, но, думаю, замешательство помогло — люди уходили, не слишком настаивая на вопросах. С верхней террасы Храма Источников мы всё ещё видим любопытных, которые возвращаются взглянуть на белый камень, теперь окрашенный в алый, на кровавые ступени и на тёмную, как ночь, воду.

Эта огромная розоватая клякса — это… Дерик.

— Капитан, командир… — привлекает наше внимание Камилла.

Факелы, зажжённые у всех арок, ведущих наружу, отбрасывают багровые отблески на её тёмное платье, колышущееся в неожиданном порыве полуночного ветра. Ильхан опёрся на стену у входа, скрестив ноги и небрежно положив руку на рукоять меча — так, словно это движение стало для него настолько привычным, что теперь было естественным.

Кая, ведьма, выступающая посредницей между колдовским миром и смертными, тоже здесь, молчаливо наблюдает.

— Я не знала, что она может… такое, — бормочет Нирида, всё ещё потрясённая.

— Думаю, она сама не знала, — улыбается Камилла. — Что вы знаете о Дочерях Мари?

Нирида бросает на меня короткий взгляд.

— Только то, что нам рассказали сегодня, — отвечаю я. — Что их магия древнее, чем у соргинак, и что на них не действует закон тройного возврата, а значит, их сила, по сути, безгранична.

— Она не безгранична, — возражает Камилла, — но почти. Именно поэтому я и попросила вас прийти. Хочу рассказать вам историю о власти и ответственности.

Здесь, наверху, когда-то стоял алтарь. На полу до сих пор видны его следы. Львы, должно быть, снесли его, когда пришли сюда, как и избавились от всех двуглавых змей, львов и королевских знамён.

— Вы слышали о Лилибе и Мелоре?

К её удивлению, мы оба киваем.

— Моя мать рассказывала мне о них. Две могущественные соргинак с севера, из Илун, — отвечаю я.

Нирида подтверждает кивком.

Камилла улыбается мягко, почти ласково. В крови, запёкшейся на её коже, этот жест кажется зловещим.