Все проклятые королевы

— Не совсем. Мелора действительно была ведьмой, была Дочерью Мари, одной из самых могущественных, самых почитаемых и любимых. Когда в войне погибла королева-матерь всех ведьминских ковенов Илун, её выбрали преемницей, и долгие годы она исполняла свои обязанности так, как считала нужным. Войны были жестокими, особенно для ведьм, которые до тех пор оставались в стороне от конфликтов смертных. Поэтому Мелора в одиночку уничтожала целые земли и истребляла армии, пока не добилась мира.

Но потом пришёл Лаьяниде, дух чумы, и Мелоре пришлось принять другое непростое решение: она сожгла целые деревни, чтобы не дать инфекции распространиться.

— Она уничтожила землю? — осмеливаюсь спросить я.

— Не только землю, — отвечает Камилла, подходя к одной из арок и опираясь на неё ладонями. — Всех, кто на ней жил.

Меня передёргивает.

— Человек… кто-то, вроде вас, мог…? — Нирида не находит слов.

— Мелора могла, — Камилла не колеблется. — Не зря она была самой могущественной Дочерью Мари за всю историю. Она испепелила поля, иссушила землю, убила сотни людей одним лишь желанием. Затем отдохнула. Лаьяниде был укрощён, и на какое-то время воцарился мир. Но продлился он недолго: вражда между ковенами, династические конфликты смертных королей, войны за новые земли, ненависть, зарождавшаяся в Земле Львов вместе с новой верой… Всё это привело королеву ведьм Илун к краю пропасти, и, несмотря на все предупреждения и попытки её удержать, в одну роковую ночь Мелора приняла невозможное решение. И выбрала неправильно. Она стёрла с лица земли целый город. Город размером с Армиру.

В горле пересыхает.

— В Армире живут тысячи людей.

— И тысячи она убила, — подтверждает Камилла. — Город назывался Дума. Вы можете поискать его в ваших хрониках, капитан, и увидите, как историки описывают бесследную потерю огромной территории в одночасье.

Нирида что-то бормочет — то ли молитву, то ли проклятие.

— Мелора внушала страх ведьмам и смертным. Возможно, даже богам. Пока Лилибе её не остановила.

— Кто была Лилибе? — спрашиваю я, вспоминая, что Камилла упомянула, что та не была ведьмой.

— Воительница, как и Ильхан. Её воспитали в Земле Волков, в одном из ковенов Илун, и она росла вместе с Мелорой. У нас есть традиция: каждая из нас с детства связывает себя с кем-то узами. Этот человек не может быть другой Дочерью Мари. Это может быть смертный или соргина, но не тот, кто обладает такой же страшной силой, как мы. Потому что этот человек — наш якорь, тот, кто удерживает нас от безумия, ведёт нас, помогает сохранять свет, направляет к добру и не позволяет власти поглотить нас. Для Мелоры такой путеводной звездой была Лилибе.

— Она не справилась… или справилась слишком поздно, — сдавленно говорю я.

Камилла кивает.

— Лилибе делала всё, что могла, чтобы поддерживать Мелору и следить, чтобы её сила служила благу народа. Но, как я уже сказала, её правление не было лёгким, и среди моря крови сложно различить добро и зло. Лилибе любила Мелору, и она не поняла, что должна её остановить, пока не увидела, во что превратился теперь Город Мёртвых.

— Но в итоге она её остановила. Как? — спрашиваю я.

Ветер подхватывает пряди её тёмных волос.

— Убив её, капитан. Тот, кто принимает этот обет, должен убить Дочь Мари, если её сила захлестнёт её настолько, что не останется ничего, что можно спасти. Это утрата для ковена и наказание для того, кто нанесёт удар, потому что, убив дочь богини, он навсегда закроет себе вход в её царство и после смерти будет обречён вечно скитаться во тьме.

— Лилибе убила Мелору, — осознаёт Нирида.

— И не смогла воссоединиться с ней после смерти, — продолжает Камилла. — Обет бихоц священен, он благословлён богами, нерушим и силён, и, как правило, его достаточно, чтобы удержать Дочь Мари в реальности. Это твёрдая почва, на которую они могут опереться, когда сила затягивает их слишком далеко. Но если этого окажется недостаточно, тот, кто дал клятву, должен быть готов проявить храбрость в конце.

Я пристально смотрю на неё.

— Ильхан — это тот, кто удерживает вас?

— Он командир моей армии, мой любовник и отец моего ребёнка. И если однажды я потеряю связь с реальностью, он убьёт меня. — В её голосе нет ни дрожи, ни сомнения.

Я видел, как он заслонял её собой, когда считал, что ей угрожает опасность, и не могу даже представить, каково это — нести такой груз. Ответственность, которую нельзя снять с себя, которая навсегда разлучит его с ней, если что-то пойдёт не так.

— Всех Дочерей Мари с детства учат владеть своей силой, управлять ею с честью, мужеством и состраданием. Их обучение строгое, их семьи с самого начала объясняют им, какую ношу им предстоит нести. И каждая из них с малых лет связывает себя узами с кем-то. — Камилла говорит ровно, спокойно, хотя кровь на её лице отсвечивает в пламени факелов. — Все эти мальчики и девочки, которых похитили во время войны те, кто называет себя Орденом, выросли без этого воспитания. Без этих уз. И мы задаёмся вопросом, капитан: не станут ли они угрозой, когда научатся владеть всей своей силой?

Камилла просто смотрит на нас, и этого достаточно, чтобы мы поняли, почему она рассказывает нам это именно сейчас.

Внизу, у пруда, всё ещё остаётся кровь Дерика. На камнях, на нашей одежде. Одного её желания хватило, чтобы превратить его в алую дымку, не оставив ему ни единого шанса.

В горле пересыхает. Нирида сжимает челюсти.

— Дерик был хорошим капитаном, но отвратительным человеком. Это не невосполнимая потеря. И хотя сегодня она, возможно, выбрала не самый мудрый путь, Одетт умеет отличать добро от зла.

Нирида слегка удивлена моими словами, но благоразумно молчит.

— Мелора тоже умела, — возражает Камилла. — Даже Дочь Мари, воспитанная в осознании своей ответственности, может потерять ориентиры. Одетт и Ева росли без этого. Без корней.

Я вспоминаю слова Каи: «Без корней вы умрёте, могущественные, всё ещё юные и прекрасные, но в насилии».

Поднимаю взгляд на ведьму, что стоит рядом с Ильханом.

— Об этом шла речь в Сулеги, после встречи с Юмой.

Кая медленно кивает.

— Им нужен обет бихоц. Обеим.

В противном случае любая из них может сойти с ума.

— Почему вы рассказываете это нам, Камилла? — спрашивает Нирида после осторожной паузы.

— Потому что, насколько я понимаю, вы — самое близкое к семье, что у них есть. И потому что мы здесь только потому, что Одетт настояла на том, чтобы ведьмы приняли участие в этой войне.

Мы с Ниридой переглядываемся.

— Мы едва знаем Еву. А что касается Одетт…

— Всё непросто, — заканчиваю я.