Все проклятые королевы

Когда он понимает, почему я остановила его, ухмыляется самоуверенно и тут же снова завладевает моими губами, требовательно, властно, непреклонно.

Я с трудом успеваю отстраниться, чтобы посмотреть ему в лицо и убедиться, что боль не исказила его прекрасные черты.

А затем он снова склоняется ко мне, целуя шею. Лёгкий прикус заставляет меня выдохнуть с придыханием, и Кириан, услышав это, повторяет, но уже не играет — он поглощает мой стон жадным поцелуем.

Я обхватываю его затылок, развязываю ленту, удерживающую тёмные, ставшие уже длинными пряди, и запускаю в них пальцы. Кириан сильнее вдавливает меня в стену, а спустя мгновение его руки снова ложатся на мои бёдра и скользят вверх.

Я даже не успеваю осмотреться. В один момент он меня целует, а в следующий — мы уже падаем в путаницу тканей, подушек и шёлковых занавесей, лениво покачивающихся над нами в вечернем ветерке.

Последние лучи солнца, теперь цвета горящей пшеницы, пробиваются сквозь оконные проёмы без стёкол, обрамлённые тонкими занавесями. Вдоль комнаты тянутся ещё такие же проёмы, создавая ощущение, будто пространство разделено на несколько зон.

Под одним из окон, у стены, — кровать, на которую Кириан нас бросает. Одеяла смяты, подушки раскиданы, а среди всего этого хаоса — слишком много карт, чертежей и каких-то бумаг, содержание которых мне незнакомо.

Кириан сметает их в сторону, даже не глядя, пока мы не остаёмся вдвоём, наедине в этом беспорядке. И тогда он снова целует меня.

— Прости, — шепчет, не отрываясь от моих губ. — Прости меня…

Нам нужно поговорить. Нам нужно сказать друг другу слишком многое.

Но не сейчас.

Сейчас я могу думать только о том, как чуть не потеряла его.

И о том, как сильно мне нужен он.

Я тяну его лицо к себе, отвечаю на поцелуй, а мои руки уже скользят вниз по его груди, расстёгивая ремни его жилета.

Я раздеваю его медленно, сосредоточенно, убирая один за другим клинки, что украшают его тело. Снимаю с него кожаный перевяз, пересекающий грудь, и великолепный меч из лунной стали, что висит на его бедре. Расстёгиваю пуговицы на рубашке, оголяя теперь уже зажившую кожу, татуировку волка и извивающиеся лозы, пересечённые розоватым шрамом.

Он на миг отстраняется, чтобы полностью избавиться от рубашки и сапог, а затем Кириан делает то же самое со мной, не спеша, позволяя мне ощущать всё.

Я в самом центре бури, в её безмолвном глазе, окружённая шумом стихии, в самом сердце этой бушующей силы, пока он медленно, терпеливо меня раздевает.

Он снимает одну мою сапожку, затем другую. Расшнуровывает корсет с нетерпением, почти нетерпеливо, целуя мою ключицу, затем грудь — и делает это с такой нежностью, которую я никогда не ожидала от него. Его пальцы проникают под ткань моей рубашки, касаясь чувствительной кожи живота, изучая её, будто впервые.

Наши взгляды встречаются, когда он расстёгивает ремень и меч, оставляя его на полу, прежде чем взять край моей юбки и медленно поднять её по ногам.

Он берёт в ладонь моё колено и прижимает поцелуй к внутренней стороне бедра. Затем делает то же самое с другим.

Он нависает надо мной, упираясь руками по обе стороны от моей головы, и я чувствую его вес, ощущаю его желание, его твёрдость, горячую, настойчивую, давящую на живот.

Я ищу его руками, с тем же благоговением, с каким он касается меня, будто чего-то бесценного, и его хриплый, срывающийся выдох звучит, как моё имя, когда мои пальцы проникают под его штаны и обхватывают его длину.

— Одетт… — выдыхает он, снова накрывая мои губы своими.

Одна его рука ложится на мою щёку, словно так он может ощутить меня сильнее, вторая скользит вниз, под ткань нижнего белья, и его пальцы находят меня, нащупывают самую суть меня, подстраивая своё движение под нашу сбившуюся, неровную дыхание.

Я вдыхаю его запах, этот тёплый, уютный аромат, напоминающий мне о доме, которого, возможно, у меня никогда не было, пока я не нашла его.

И я поддаюсь его прикосновениям, его весу, его губам, требующим большего…

Пока он не встаёт, не избавляется от одежды и не задирает мою юбку выше, внимательно следя за каждым взглядом, каждым выдохом.

Пока не снимает с меня последнюю ткань.

Пока не оказывается вновь надо мной.

Кириан целует меня, а затем отстраняется, чтобы смотреть на меня, когда проникает в меня.

И буря, которая ждала, наконец, разражается.

Я вдыхаю его запах, этот тёплый, успокаивающий аромат, напоминающий о доме, которого, возможно, у меня никогда не было, пока я не нашла его. Я подстраиваюсь под его пальцы, под тяжесть его тела, под его руки, что ищут меня, под его губы, требующие большего… пока он не встаёт, не стягивает с себя штаны и не задирает мою юбку на бёдрах, внимательно следя за каждым моим взглядом, каждым вздохом.

С мучительно неспешной осторожностью он стягивает с меня последнюю преграду, оставляя меня совершенно открытой, прежде чем вновь опуститься надо мной.

Кириан целует меня, а затем отстраняется лишь для того, чтобы посмотреть в глаза, когда входит в меня, и я запрокидываю голову, теряясь в этой волне, что захлёстывает меня полностью. Я стону ему в губы, когда он пытается поймать мой поцелуй, но выходит лишь неуклюжий, сбивчивый выдох. И тогда буря, что так долго дремала, наконец, вырывается на свободу.

Он движется резко, почти отчаянно, беря меня целиком и отдаваясь мне полностью в ответ. Его руки держат меня крепко, не позволяя ни секунды разлуки, приковывают меня к этой кровати, к этому мгновению. Его тело окутывает меня, его запах, его тяжёлое дыхание, срывающиеся хриплые вздохи.

Мы продолжаем двигаться, пробуя друг друга, а затем я перехватываю ритм, и он вцепляется в мои бёдра, сдерживаясь, пытаясь не потерять контроль слишком быстро, прежде чем снова взять верх, позволяя себе вести.

Я чувствую, как его пальцы скользят между моих ног, даже когда он остаётся глубоко внутри, и его губы находят мой висок, оставляя за ухом поцелуй, от которого меня пробирает дрожь.

— Так-то лучше, — выдыхает он. — Теперь всё правильно.

И я понимаю. Я сразу понимаю, о чём он. Потому что на этот раз всё иначе. Я чувствую это в своих ладонях, в кончиках пальцев, в судорожных спазмах, что пробегают по моим ногам.

И тогда меня накрывает.

И Кириан отпускает себя вместе со мной, поддаваясь последним толчкам, что заставляют меня потерять голову и все остатки скромности. Я вскрикиваю, но его ладонь накрывает мои губы, глуша последние волны удовольствия, а он сам смеётся мне в лицо, довольный.