Все проклятые королевы

— Я знаю, что ты никогда не причинишь мне вреда, Кириан, — обещаю я, наконец взглянув ему в глаза.

— Правда? Ты это знаешь? — переспрашивает он.

Я осознаю, что нервно тереблю пальцы, и хватаю цветы, чтобы прекратить, чтобы не показывать больше волнения и не дать ему повода думать то, чего нет.

— Я тебя не боюсь, — уверяю его. — Никогда не боялась, даже несмотря на то, что мы враги.

Кириан кривит губы.

— Мы не враги. Никогда ими не были, — отвечает он резко. Затем, словно вспомнив что-то, закрывает глаза, делает глубокий вдох, и я вижу, как его грудь тяжело поднимается. — Демоны… Эти диабру принимают облик твоих самых глубоких страхов, чтобы причинить боль. А тот, что держал тебя за шею, выглядел, как я, Одетт. Я хочу знать почему.

Я сглатываю, оставляю цветы, которые всё ещё покачиваются рядом с моим лицом.

— Дело не в твоём облике, Кириан, — признаюсь я. — Он хотел испугать меня твоими словами.

Он хмурится.

— Что он тебе сказал?

Я немного приподнимаюсь, беспокойная.

— Думаю, дама вправе оставить свои самые глубокие страхи при себе, капитан, — говорю я, стараясь не выдать волнения в голосе.

Он глубоко вдыхает, но я знаю, что он не ответит, когда закрывает глаза и кивает.

Это его убивает. То, как он видел эту тварь с своим лицом, угрожающим мне, мучает его так, как я, возможно, не в силах до конца понять. Может, именно поэтому я делаю шаг вперёд, затем ещё один, и касаюсь его красивой щеки, скользя по тёплой, бархатной коже.

Кириан вздрагивает от прикосновения, и, как будто этого ждал, наклоняет голову к моей ладони, не открывая глаз, чтобы продлить прикосновение.

Я ощущаю его дыхание — крепкое и сильное, оно обжигает мою кожу. Когда, наконец, он открывает глаза, он берёт мою руку в свою и слегка наклоняет голову, чтобы поцеловать ладонь.

Я вздрагиваю, и, наверное, он это замечает, потому что снова целует меня — сначала внутреннюю сторону запястья, а затем предплечье.

Вдруг его другая рука оказывается на моей спине, как тяжёлый и уверенный груз, который удерживает меня на месте, возвращает в реальность. Большая и утешительная, она движется мягко, медленно, согревая меня и заставляя кожу дрожать.

Он не говорит ни слова, и я тоже молчу.

Почти не осознавая, я скольжу рукой по его груди, по шее, постепенно поднимаясь и вонзая пальцы в его тёмные, шелковистые волосы. Он глубоко вдыхает как буд-то до этого ему не хватало воздуха

Я чуть тяну его за волосы, откидываясь назад, пока моя спина не сталкивается с холодной каменной стеной. Я хватаю его за шею, за плечи, притягиваю к себе, чтобы его тело заключило меня в объятия, чтобы его руки зажали меня в этом углу.

Я знаю, что это неправильно. Даже если я понимаю, что он делает, даже если я осознаю, почему он хранит свои секреты, это не отменяет лжи, обмана, предательства, которые скрывает тот браслет, что всё ещё прилип к моей коже и костям.

Но я этого хочу. Всей душой: я нуждаюсь в этом сейчас.

Встаю на носки, тяну его за шею, но прежде, чем мои губы коснутся его, всего на сантиметр от поцелуя, он тихо шепчет:

— Ты меня простила?

Я, наверное, слишком потрясена, чтобы сразу понять, что он сказал.

— Что?

— Ты сказала, что ещё не простила меня, — уточняет он. Я чувствую его дыхание на себе. — Ты уже меня простила?

— Ты скажешь мне, как избавиться от проклятия? — спрашиваю я, ощущая, как бешено колотится сердце. Он только качает головой с тоской.

Мгновения тянутся, между нами, превращая молчание в ответ, и боль начинает поглощать всё остальное.

Кириан немного отстраняется, отпускает меня, и я чувствую, как пространство, которое возникает, между нами, становится огромной, холодной, страшной пустотой. Я сразу пытаюсь заполнить его. Провожу рукой по его шее, притягиваю к себе, и он закрывает глаза, расстроенный.

— Одетта… — предупреждает он.

— Кириан, — настаиваю я.

Он сглатывает, и я слышу, как тяжело ему даются слова.

— Я не буду этого делать. Не так. Я простил тебя. За всё: за ложь, за смерть Лиры, за всё…

— Ты меня не простил, — отвечаю я, с трудом сдерживая ком в горле. — Ты хочешь простить, но не можешь. Я тоже не могу и не сделаю этого, пока я связана с вами. Но это не изменяет того, что я чувствую.

Он моргает, и вдруг я вижу, как он потерян, как уязвим…

— И что ты чувствуешь?

— Поцелуй меня, Кириан. Поцелуй меня так, чтобы я забыла, почему чувствую себя преданной.

Он качает головой и сжимает губы, словно мучаясь. Однако я думаю, что знаю, какое решение он принял, ещё до того, как он сам его осознает.

Он делает шаг и за одно мгновение сокращает расстояние, между нами, снова берёт моё лицо в свои руки и жадно целует меня, будто не мог больше ждать. Я скольжу руками по его груди, цепляясь за него. Мне нужно, чтобы он был рядом, намного ближе, и когда я обвиваю его шею руками и притягиваю, его бедра прижимаются к моим, и я чувствую, как сильно он этого хочет.

Кириан вонзает сильную руку в мои волосы и слегка тянет их, углубляя поцелуй. В каждом его жесте, в каждом напряжённом мускуле чувствуется сдержанность. Я ощущаю это в напряжении его предплечья, когда он проводит рукой по моей коже, и в том, как его губы, теперь свободные от всяких ограничений, поглощают меня с неистовой страстью.

Мне трудно думать, пока я таю в его руках. Он даже не касается меня так, как хотелось бы, но его поцелуи — это сладкое и медленное наказание.

Я пытаюсь двигаться, провожу руками по его шее, по плечам, и когда из его груди вырывается хриплый звук, я скольжу вниз по его телу, от живота до пояса и задерживаюсь на ремне.

— Кириан… — отрываюсь от него, и мой голос почти молящийся. — Ты нужен мне.

Его взгляд полон соблазна и обещаний, которые не оставляют места для сомнений. Но, как бы ни горели его голубые глаза, и как бы не касались его губ моих, он возвращает контроль и произносит:

— Нет.

Я отстраняюсь и отпускаю его.

— Ты не хочешь?

У него вырывается хриплый, гортанный смешок, но в нём нет ни тени веселья.

— Не хочу заниматься любовью с тобой здесь, — говорит он.

Я сдерживаю слабый, жалобный звук, который, вероятно, заставит меня позже почувствовать стыд.

Кириан снова издаёт тихий, низкий смех, который скользит между моими плечами и окутывает всю спину. Затем он прижимает губы к моему уху, и его слова становятся чистой провокацией.

— Когда выберемся отсюда, если ты всё ещё захочешь, я сделаю это. Отнесу тебя в первую попавшуюся постель и буду заниматься любовью с тобой всю ночь.

Возбуждение накатывает на меня медленными волнами, как пульсация, настойчивая и угрожающая поглотить всё вокруг. И Кириан так близко, чертовски близко… Я понимаю, что его дыхание — тяжёлое, сбивчивое. Его щеки залиты краской, а темный взгляд затуманен.

Он тоже на грани потери контроля. Мне кажется, что не придётся долго просить его, чтобы он забыл о всех своих благих намерениях и просто сорвался.