Все проклятые королевы

— Хорошо. Если тебя беспокоит смертный, я убью его первым, а потом мы займёмся тобой. Можешь остаться и посмотреть, — улыбается она.

— Ты не тронешь его, — отвечаю я, позволяя ярости охватить меня.

Чем сильнее я злюсь, чем ярче пламя внутри меня, тем меньше пространства остаётся для ужаса, что они жаждут, и боли, что их питает.

— Как ты сказала? — произносит она, явно не ожидая такого ответа.

Это существо останавливается. Кажется, оно развлеклось.

— Говорю, что убью тебя.

Моё сердце учащённо бьётся, когда я понимаю, что у меня будет лишь один шанс, и, возможно, этого будет недостаточно. Кириан смог ранить одно из этих существ, но только потому, что оно было отвлечено мной.

Может быть, если я поспешу…

Тварь смеётся, и её смех заполняет всё, пока я осознаю ситуацию: тёмный лес, каменные лестницы, покрытые мхом, существо, что подкрадывается ко мне, другое, что подкрадывается к Кириану, и он… ползёт по земле, ослабленный и тяжело раненный, но решительный выиграть для меня время.

Мои пальцы скользят по рукояти.

Монстр делает ещё шаг ко мне.

Я вонзаю каблуки в землю.

Он вытягивает руки.

— Попробуй, дочь Гаэуко… — провоцирует он меня. — Попробуй пронзить меня с…

Я не думаю. Не позволяю себе колебаться. Поднимаю меч изо всех сил и вонзаю его в это чудовищное тело, пронзаю плоть и кости. Засаживаю его до самой рукояти и смотрю в глаза этому существу снизу, готовая к удару когтей, которые пробьют меня, бросят на землю и обрекут… но удара нет.

Он расширяет глаза и смотрит не на меня, а на свой живот.

Я отскакиваю, вытаскиваю меч и в ужасе наблюдаю, как он со страхом смотрит на рану.

Из неё вытекает густая жидкость. Это не кровь, как раньше, а нечто гораздо более плотное, издающее отвратительный запах гнили. И это существо шокированно.

Я не думаю.

С криком я направляю меч прямо в его шею и перерезаю её, разрезая от края до края. У меня нет силы, чтобы отсечь голову, но рана огромная, и из неё снова брызжет та же жидкость, которая вдруг… вдруг загорается.

Деабру

Когда некоторые из малых богов были ещё молоды, они пробуждают существа, чуждые всему, что нам знакомо. Эти твари спали веками, но голод и жажда воскрешают их, и мы вскоре осознаём, что они древнее и примитивнее нас. Даже не скажешь, что у них есть магия, ведь их сила исходит из чего-то иного; чего-то гниющего и порочного, что не имеет ничего общего ни с жизнью, ни смертью. В самой сущности тех, кого люди называют деабру, «демонами», живёт насилие и ужас — чистый ужас, твёрдый, первобытный.

Деабру пожирают землю, её животных и людей, что обитают на ней. Но мы не обращаем на это внимания, пока однажды демоны не обнаруживают, что могут питаться и богами. И тогда они съедают некоторых из нас. Только после этого мы начинаем действовать. Большинство богов вступают в бой, хотя Мари нет, а Эренсуге продолжает спать. Многих мы можем уничтожить, и уничтожаем их навсегда. Другие же обладают магией, слишком схожей с нашей, потому что они поглотили богов, и их мы не в силах убить.

Именно Азери, что на языке магии означает «лисица», понимает, что мы должны заточить их там, где они не смогут вырваться, и для надежности решает заключить их в место, где будет страж. Мы отвозим их в горы, на Суґебиде, в Галерею Змеи, и именно моя тёмная магия запечатывает гору, которую с тех пор люди начнут называть Проклятой.

Глава 8

Кириан

Демон, этот монстр, не атакует меня, и я вскоре понимаю, почему.

Одетт… Одетт… она…

Уже на земле, я успеваю повернуться и вижу, как она отрывает меч от своей груди и вновь взмахивает им в воздухе. Клянусь, что он излучает особое сияние, алый всполох, который описывает дугу в воздухе перед тем, как перерезать монстру горло.

Из ран вырывается густая жидкость. Это не кровь, не та красная жидкость, что я всегда считал знаком ранений. Эта кровь гораздо более вязкая, и её запах, отвратительный и насыщенный, доходит до меня, едва ли не заставляя задохнуться.

Одетт делает шаг назад, и вдруг та жидкость, что покрывает её, вспыхивает.

Она горит.

Над горой раздаётся звериный вопль, и она падает на землю, охваченная пламенем. Крик, замолкает почти сразу, когда тело теряет свою форму и валится на бок, начав медленно превращаться в угли.

Я смотрю на Одетт в полном недоумении, но на её лице не нахожу ничего, кроме растерянности, которая вскоре сменяется на более жестокий взгляд, решительный и даже беспощадный. Она смотрит на другого демона.

— Отпусти нас, и я пощажу тебя, — говорит она тем же прекрасным голосом, который несёт в себе одновременно и сладость, и остроту, — или сразись со мной и сгоришь, как он.

Тварь выпускает предупреждающее рычание. Она смотрит на того, кто всё ещё горит без объяснимой причины на земле.

— Ты нас обманула, — шипит тварь, — значит, у тебя есть его сила.

Одетт крепче сжимает оружие. Я понимаю, что она готовится к следующему удару, и спрашиваю себя, сможет ли она повторить свой подвиг, пока я пытаюсь встать. В этот момент тварь поворачивается и… убегает.

Одетт тяжело вздыхает, её белые костяшки рук сжаты вокруг рукояти меча, её тёмная одежда в пятнах крови и земли. Зелёные глаза теряются в лесной тени, насторожённо следя за любой угрозой. Её щеки обагрены напряжением.

Она прекрасна и совершенно дика.

Она — победоносная воительница… нет, она — королева, способная склонить на колени целые армии.

Она оборачивается, и тогда эта воительница, эта королева, произносит моё имя.

— Кириан, — шепчет она едва слышно, — Кириан, нам нужно уходить.

Я на мгновение задерживаю дыхание, выходя из транса, но подчиняюсь. Я встаю, глотая боль в уставших от борьбы мышцах, от новых ран и ударов, от пульсирующей боли в висках, и мы начинаем спускаться.

Мы больше не разговариваем, пока не видим на горизонте очищенную тропу и не выходим за пределы Проклятой.

***

Нам предстоит пройти ещё немного, чтобы добраться до пещеры, через которую мы вышли раньше, и я уже не нахожу ни следов Эренсуге, ни тел. Это заставляет меня задуматься: есть только два возможных объяснения — их похоронили или чудовище их поглотило.