Все проклятые королевы

Но я не прошу.

Я отступаю на шаг назад и пытаюсь взять себя в руки. Щёки горят от смущения, я проглатываю тяжёлую слюну, на мгновение закрываю глаза и спрашиваю с той спокойной уверенностью, какую только могу собрать:

— Что ты хочешь сейчас? — Голос хриплый, я немного покашливаю, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Тогда я осознаю кое-что. — Твои раны… Как ты?

— Было и лучше, но я выдержу, — отвечает он искренне, и в его взгляде вспыхивает что-то — искорка, мгновенный блеск, который он пытается скрыть, когда понижает голос. — Ты доверяешь мне?

Я наклоняю голову, напряжённая.

Кириан улыбается, хотя его губы не могут скрыть ту печаль, которая продолжает жить в его глазах. Затем он медленно приближается.

— Скажи «да», — шепчет он, словно мурчащий кот.

Я смотрю на него, настороженная, но всё же заинтригованная.

— Что ты задумал?

Он делает ещё шаг ко мне, снова находясь слишком близко, и моё сердце ускоряется. О, Марии… это не может быть нормальным.

Кириан расстёгивает ремни на своём жилете, а затем открывает первые пуговицы рубашки, обнажая повязки. Затем он достаёт нож — я не понимаю, откуда, — и, быстрым движением, рвёт бинты.

— Что ты делаешь?

Он берёт мои руки, обе, и направляет их, кладя по обе стороны от ран.

— Попробуй.

Я вижу в его взгляде надежду, странную, безумную, и вдруг всё становится понятно, хотя я немного сердита.

— Я уже говорила, что у меня нет магии, кроме той, что позволяет мне менять форму.

Я пытаюсь отдернуть руки, но Кириан крепко удерживает меня за запястья.

— Что мы теряем, если попробуем? Если ничего не произойдёт, я буду просто дураком, и ты сможешь посмеяться надо мной. А если мои раны снова заживут, как в ту ночь, я буду лучше сражаться против этих тварей. Так или иначе, мы выигрываем.

Я знаю, что происходит, когда он улыбается своей лучшей улыбкой.

Лукавой, похотливой.

Медленно, почти нехотя, я снова кладу свои руки на его раны. Это правда — они гораздо лучше, чем я ожидала, почти зажили, чистые, хотя, должно быть, ещё болят. И татуировка, эти великолепные линии с цветами, лозами и лицом Гауэко, повреждены в нижней части.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — шепчу я, едва слышно.

— Было бы хорошо, если бы ты повторила то, что сделала той ночью, когда нас атаковал Ингума.

Я облизну губы.

— А что я сделала?

— Что ты чувствовала?

— Ужас, — отвечаю я искренне. — Ингума заставил меня чувствовать ужас. Я видела, как тебя вот-вот съедят, а я не могла добраться до тебя. Ты умирал, и я снова теряла тебя.

Я слышу, как он вдохнул, но не решаюсь поднять взгляд, чтобы встретиться с его глазами.

— Я видел то же самое, — признаётся он. — Так что ты хотела меня спасти, да? Ты была готова рискнуть ради меня.

Я киваю.

— А ты бы снова это сделала? Снова исцелила бы мои раны, если могла бы?

— Конечно, — отвечаю я, с полной искренностью. — Если бы это зависело от меня, они бы полностью зажили.

Это происходит без предупреждения. Вдруг тёплая волна охватывает мою грудь, мои руки. Это ощущение похоже на глоток воздуха после того, как побывал под водой, только я не знала, что не дышала. Я чувствую, как мои лёгкие наполняются воздухом, как наполняются мои вены. Что-то расширяется внутри, заполняя пустоту, о существовании которой я не подозревала, и тогда я замечаю, как тело Кириана начинает меняться: сначала открытые участки кожи, затем порванные ткани, и, наконец, покрасневшие края. Всё заживает, волокно за волокном, пока на его груди не остаётся лишь тёмный след татуировки, который пересекая её, уходит по диагонали.

Я медленно отстраняюсь, не веря своим глазам, не осмеливаясь встретиться с его взглядом.

— Это правда, — шепчет он, и искорка в его голосе заставляет меня поднять глаза.

В его взгляде нет удивления, ни страха, ни неуверенности. Есть что-то другое — нечто между гордостью и восхищением, что я сейчас не могу себе позволить почувствовать.

— Я верил в то, что видел, — с удовлетворением говорит он. — Может быть, это и есть то, чтобы быть дочерью Мари. Может, ты не только можешь менять свою форму, но и тела других. Может, твой дар — это исцеление.

Я смотрю на свои пальцы, шокированная, и кладу их на грудь, с тем же намерением. Как только я этого хочу, снова ощущаю ту искру силы, ликование, полноту… Но в мгновение ока эта же вспышка энергии становится чем-то более тяжёлым и плотным, как будто что-то тянет меня, вырывает что-то изнутри… Я сразу останавливаюсь.

— Не получается, — говорю я, растерянно. — Не могу сделать это с собой.

— Может быть, только с другими, — отвечает он.

— Может быть, — шепчу я, всё ещё потрясённая. — Я не знала, — говорю я, поднимая взгляд к нему. — Ты мне веришь?

Кириан не колеблется.

— Конечно, верю.

Пальцы всё ещё покалывает, когда я их сгибаю и снова расправляю, пытаясь понять, могут ли все вороны делать то же самое, и осознаю, что Орден, вероятно, в курсе.

Что-то внутри меня подсказывает, что да.

— Я с нетерпением жду, когда ты начнёшь исследовать эти силы, — вдруг говорит он.

Я не хочу, думаю я. Но есть что-то во мне, что противится этой мысли. Это ощущается как тяжёлые удары по стене, которую я сама воздвигла вокруг себя, вокруг своей сущности, вокруг самого тёмного уголка своей души…

Тёмный камень трещит, и удары чего-то огромного заставляют его шататься.

Что на самом деле задумал Орден?

Пам. Пам.

Откуда мы, все эти вороны?

Пам. Пам.

Кем я являюсь?

Пам…

Тяжёлое ощущение сжимает мою грудь, заполняет пространство между рёбрами, поднимается по трахее и обвивает её.

— Одетт?

Кириан, должно быть, замечает перемены, что происходят внутри меня, потому что его взгляд полон беспокойства. Я вижу своё отражение в его глазах и понимаю, что сейчас не могу позволить себе думать об этом.

Я откладываю в сторону ту часть себя, которая хочет погрузиться в силу, что скрыта внутри, не дождавшись ответов, и также прячусь от другой части меня, которая испытывает ужас. Я прячу всё это под замком, за тяжёлой, неподвижной стеной, и делаю глубокий вдох.

— Нам нужно выбраться отсюда живыми, — говорю я.

Кириан кивает.

— Как я это вижу, у нас есть два варианта. Мы можем попытаться пережить ночь здесь или попробовать выйти сейчас.

Я поднимаю взгляд на тусклый свет, который пробивается сквозь деревья.