Все проклятые королевы

— Это произошло после того, как ты прикоснулась ко мне.

Она резко поворачивается ко мне. В её взгляде читается недвусмысленное предупреждение.

— Я не существо, как думает Нирида. Я не разбивала фонари и не залечивала твои раны.

Я пожимаю плечами.

— Я просто говорю, что в тот момент, как ты прикоснулась ко мне, боль ушла, а раны, которые были открытыми, почти полностью зажили.

Одетта не отвечает. Через несколько секунд я сдаюсь.

— Как твои? — осмеливаюсь спросить.

— Не такие серьёзные, как у тебя, — отвечает она, смотря вперёд.

— Покажешь?

Всё ещё помню, как кинжал торчал из её груди, звук её падения, мраморный пол тронного зала, залитый её кровью…

— Нет, — отрезает она без раздумий и пришпоривает лошадь, чтобы уйти на несколько шагов вперёд.

Я хмурюсь.

— То, что нас ждёт на другой стороне, будет непросто. Пересечь границу — самое лёгкое в нашем пути. Ты знаешь, зачем мы всё это делаем. Понимаешь, насколько всё срочно. Ты не можешь вечно злиться.

Одетта поворачивается ко мне. Даже при слабом свете фонарей она выглядит невероятно красивой с этим надменным и абсолютно равнодушным выражением.

— О, конечно, могу. Посмотри, как я это делаю.

Я рычу.

— Упрямая, надменная… — Одетта сверкает глазами, но ничего не отвечает. — Я знаю, ты злишься. Думаешь, мы тебя предали… — я сжимаю зубы, проглатывая проклятие. Нет, нельзя продолжать, это слишком опасная территория. — Мы оба совершили ужасные поступки ради своих идеалов, и я знаю, что, возможно, тебе трудно…

— О, нет, — перебивает она с пренебрежительным жестом, словно стряхивая с себя мои слова. — Я делала вещи похуже ради своих идеалов, — говорит она, нарочито сладким, почти певучим голосом. — Например, дважды чуть не убила тебя из-за них.

Я приподнимаю брови.

— Ты врёшь от злости.

Она тихо, но жестоко смеётся. Спешивается, когда Фолке, находящийся впереди, подаёт сигнал остановиться, и солдаты перед нами следуют его примеру.

— Отравление, — шепчет она, уже стоя на земле. — А потом неприятное падение с лошади, которое я плохо спланировала.

— Ты говоришь это несерьёзно.

Выражение её лица, дикое и пугающее, заставляет меня слегка усомниться в её словах.

— Теперь мы никогда не узнаем, смогла бы я, да?

Чёрт. Она абсолютно безумна. И это тревожно, насколько сильно мне это нравится.

Может, Нирида права насчёт решений, которые принимает определённая часть меня.

Она идёт рядом, крепко держа поводья своей лошади.

— Кто знает. Может, скоро у тебя появится ещё одна возможность.

Похоже, моя самая очаровательная, отработанная до идеала улыбка застала её врасплох, но это не заставляет её отступить.

— Я буду наготове.

— Края обрывов в этих галереях скользкие, — предупреждаю я.

— Не хотелось бы, чтобы твоя лошадь пострадала, — спокойно добавляет она, поглаживая морду своего коня.

Я с трудом сдерживаю смешок, наклоняюсь ближе к её уху и тихо говорю:

— Может, ты предпочитаешь старые методы? Меня не смущает то, что происходило до или после того, как ты приставила кинжал к моему горлу.

Первый раз, когда я встретил её — прямо перед поцелуем, который уже тогда показался необычным. И второй, когда я спросил её настоящее имя после нескольких поцелуев, которые могли перерасти во что-то, что трудно остановить.

Мне кажется, я замечаю слабый румянец на её щеках, но он быстро исчезает.

— Смерть — не та тема, над которой стоит шутить, капитан, — строго отчитывает она меня. — Особенно когда она была настолько реальной возможностью.

В этот раз в её голосе нет ни намёка на шутку. Наоборот, в нём звучит что-то горькое и тяжёлое.

— Я шучу, потому что знаю: в момент истины ты бы не смогла.

Одетта хмурит брови.

— Кто там говорил про высокомерие и упрямство?

— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять: если бы ты действительно хотела моей смерти, мы бы сейчас не разговаривали.

Она молчит секунду, две, три…

— Но я об этом думала, — наконец признаётся она, тяжело вздыхая. — Нирида права, что не доверяет мне.

В её голосе больше нет злости. Это просто утверждение факта. И всё же я вижу, что её задело, когда Нирида встала, между нами, думая, что она собирается причинить мне вред.

— Это было твоим долгом. Я понимаю.

Одетта открывает рот, чтобы ответить, но передумывает. На мгновение мне кажется, что между нами появился крошечный лучик надежды, но я так и не узнаю, что она хотела сказать.

— Мы почти на месте! — раздаётся голос Фолке.

Действительно, впереди мелькает слабый свет, на который я раньше не обратил внимания. Все ускоряют шаг, жадно стремясь к выходу. Мы знаем, что ещё не будем полностью в безопасности, но Львы не осмелятся так легко вторгнуться на территорию Сулеги.

Моим глазам требуется время, чтобы привыкнуть к свету, как и глазам Одетты, которая прикрывает их ладонью.

Один из наших солдат вдруг разражается аплодисментами и радостными возгласами. К нему присоединяются другие, кто-то свистит в честь Фолке, которого уже похлопывают по спине.

Я замечаю лёгкую улыбку на лице Одетты и замираю, пока она не замечает этого и не стирает её.

Нирида молча отдаёт приказ Дерику, и тот громко объявляет:

— Отлично! Отдых! Мы это заслужили.

Ещё немного аплодисментов, и все тут же принимаются за дело: привязывают лошадей к деревьям, кто-то опускается на землю, растягивается, а пара воинов берётся за мечи, чтобы размять мышцы.

Одетта садится на камень у самого выхода из пещеры.

Я замечаю, как некоторые солдаты подходят к ней, но держусь на расстоянии, решив дать ей немного пространства, пока сам направляюсь к Нириде.

Она всё ещё напряжена, внимательно следит за всеми, включая Дерика, с рукой на рукояти меча. Я кладу ей руку на плечо.

— Ты хорошо справляешься, командир.

Она бросает на меня пронзительный взгляд.

— Я знаю. И мне не нужно, чтобы ты мне это говорил.

Я невольно смеюсь.

— Это правда, это правда… Но ты действительно молодец.

Нирида что-то ворчит себе под нос, и я не решаюсь сказать ей, что чувствую вину за то, что не могу сделать больше.

Я беру флягу, которую она мне протягивает, делаю глоток и направляюсь к Одетте.