Все проклятые королевы

Он улыбается мне, этой простой и очаровательной улыбкой. Я хочу ухватиться за неё, и именно это я и делаю. Я сосредотачиваюсь на еде и молча разделяю её с ним, пока не доходим до десерта, и Кириан притворяется, что ему не нравится вареник с персиковым джемом, хотя он на самом деле вкусный, и он оставляет его мне.

— Расскажи, кто ты, Одетт, — просит он, в полумраке балкона.

— Ты же знаешь, кто я, — отвечаю я.

Кириан качает головой. Тёмный локон, не заплетенный в хвост, касается его щеки, когда он двигает головой.

— Скажи, где ты родилась, где выросла. Расскажи, кто купил тебя у твоих родителей. Расскажи, каким был Элиан.

Элиан.

Упоминание его имени причиняет мне острую боль в сердце.

— Ты помнишь его, — удивляюсь я.

— Ты говорила о нём, когда ведьмы наложили на тебя проклятие в Лиобе.

И он не забыл. После всего, что случилось в тот день, после всего, что мы сделали, он запомнил это имя… потому что слушал.

— Он был моим лучшим другом, — тихо признаюсь я. — Он тоже был частью той же организации, которая послала меня заменять Лиру. Нас называют Воронами, а организацию — Орденом.

Это имя, это упоминание заставляют его глаза заблестеть от любопытства.

Я никогда не говорила об этом никому, кроме тех, кто был внутри. Я не думала, что когда-то буду это делать. Меня тренировали так, чтобы я предпочла смерть предательству, и мне даже в голову не приходило, что я добровольно раскрою их секреты. Но то, что я сказала ему раньше, правда: я устала быть злой, одинокой и грустной.

Вороны не заслуживают моей преданности, теперь я это знаю. И хотя Нирида и Кириан не рассказали мне всей правды, хотя я связана с ними, я всегда была хороша в оценке серых оттенков, и я понимаю: они слишком многое ставят на карту, доверяя мне. В конце концов, убив Лиру, я взяла на себя обязательства, о которых даже Орден не знал.

А теперь я снова одна.

— Орден, — повторяет Кириан, когда я слишком долго молчу. Возможно, он боится, что я раскаиваюсь.

Но я должна кому-то довериться.

Мне нужно во что-то верить.

— Я выросла там, с тех пор как себя помню. Орден принимает детей, обладающих даром перевоплощаться, и обучает их заменять важные личности в мире Львов: влиятельных дворян, политиков, священников, воинов… Потом мы исполняем приказы.

— Какие приказы выполняла ты?

Глотка пересыхает.

— Я помогала торговцу тканями, который благодаря мне заключил сделки с короной, и я добилась, чтобы выбрали старшего священника для управления Адорарием Галерей.

Кириан слегка хмурит брови.

— Это всё?

Я сжимаю кулаки.

— Да. Наверное, мне не хватило времени на что-то более важное.

— Почему вы это делаете?

— Заменять Львов? Чтобы делать добро.

— Что такое делать добро? — спрашивает он.

Я понимаю, что он не пытается меня задеть. Отодвигаю поднос в сторону, втягиваю ноги на балкон и прижимаю колени к груди, опираясь спиной на ограждение, смотрю в темноту деревни.

— Честно говоря, я не знаю, — отвечаю. — Это то, чему меня учили всю жизнь, что мне сказали делать. Выбирают несколько людей с похожим телосложением, чтобы заменить одну и ту же личность, готовят их годами, чтобы те забыли свою собственную личность и стали тем, кого должны заменить. Потом выбирают лучшего, чтобы выполнить задание. Остальных перераспределяют на более мелкие миссии.

— А тебя выбрали стать Лирой.

Я киваю.

— Из двадцати одной кандидатки.

Кириан поднимает брови, но я вижу, как он пытается скрыть удивление.

— Почему тебя?

— Потому что я была лучшей в своей группе, — отвечаю без малейшей гордости. — Потому что я была готова пойти на большее.

— Как именно?

— Нас постоянно проверяли. Все наши задания проходили через экзамены, но время от времени нас подвергали более строгим проверкам, где оценивался наш результат. Хотя первое место было оспариваемым, я набрала наибольшее количество баллов на финальном экзамене, и выбрали меня.

Я уже знаю, что он спросит, прежде чем открывает рот.

— Что тебе пришлось делать?

И я не уверена, готова ли я ответить на этот вопрос.

Вспоминаю липкую жару лета, смех молодежи. Цикад и шёпот ветра в разгар ночи. Два робких пальца, осторожно касающиеся кожи моей руки с нежной застенчивостью…

— Это длинная история, капитан, а ты устал.

— Не настолько, чтобы не захотеть её услышать.

— Этой ночью нет, — отвечаю спокойно.

Кириан слегка наклоняет голову. Он тоже подтягивает ноги и прислоняется к стене прямо напротив меня. Он улыбается слегка, с интересом, и я понимаю, что если он будет настойчив, если спросит хотя бы ещё раз, я расскажу ему всё.

Но он не спрашивает.

— А какие другие истории можно предложить этой ночи?

Я тереблю руки, которые, несмотря на всё ещё сохраняющееся тепло от терм, начинают холодеть.

— Что хочешь узнать?

— Я же говорил, — отвечает он просто. — Всё.

Я игнорирую дрожь, которая пробегает по моей спине, и ту сладкую теплоту, что осталась между лопатками.

— Я не знаю, где родилась, — отвечаю, возвращаясь к его первому вопросу. — Наверное, это было где-то рядом с Островом Воронов. Там и находится Орден. Родители тех, кто рождается с этим проклятием, продают детей или оставляют их, если они достаточно напуганы. Некоторые умерли, но большинство… это просто люди, которые боятся разгневать Бога и не имеют смелости убить собственных детей.

— А твои родители… они?

— Я так и не узнала. Не хочу знать, — отвечаю искренне, и какое-то болезненное чувство заставляет меня сменить тему как можно быстрее. — Я изучала тебя в свой первый год обучения.

Кириан поднимает брови.

— Что ты узнала?

— Немного, как ты мог заметить. — Вздыхаю. — Знала, что ты был украденным ребёнком, думала, что ты сражаешься за Львов, и больше ничего, ведь никто не знал о твоей связи с Лирой.

— Она очень позаботилась о том, чтобы так было, — отвечает он усталой улыбкой, и я понимаю, что теперь мы наступили на скользкую почву для него.

— Истории на сегодня закончены, капитан. Думаю, нам обоим стоит поспать.

Он вздыхает и кидает на меня ленивый взгляд, но не возражает, и это единственное доказательство того, насколько он действительно устал.

Он забирает поднос и оставляет его на столике, прежде чем закрыть раздвижные двери, ведущие на большой балкон. Тепло внутри сразу же снова окутывает меня.

Он гасит все огоньки, оставляя только одну на том же столике, и стоит у изножья кровати.

— Дашь мне взглянуть на рану на груди? — спрашивает он очень тихо, почти шепотом.