Всемирные следопыты Хома и Суслик

– Но Его же не видно!

– Как - не видно?
– всплеснул лапами Хома.
– Да ты выйди и оглянись вокруг. А земля, вода, деревья и воздух - откуда взялись?

– Но Его-то не видно, - снова заметил Суслик.

– Погоди, ты разве никогда не заходил ко мне поболтать ночью? терпеливо спросил Хома.

– Заходил. И сразу уходил. Если ты спал.

– И ты меня видел?

– Не видел. Темно...

– А чувствовал, что я дома?

– Конечно.

– А как ты узнавал?
– допытывался Хома.

– Ты дышал.

– А бывало так, что и дыхания моего не слышал?

– Бывало, - кивнул Суслик.
– Сверчок заглушал.

– А без сверчка?

– Тоже, - растерялся лучший друг.
– Странно. Помнится, вхожу, темно, не слышно ничего. А все равно чувствую - здесь ты. Когда тебя нет, нора будто и не та. Пустая, что ли.

– Вот! Не видно, не слышно, а ты все равно чувствуешь. А теперь широко подумай, с размахом. У меня - всего-то нора, а у Него -весь мир! И это так же чувствуется. Только настройся и сразу поймешь: Его неслышное дыхание повсюду, - проникновенно сказал Хома.
– Во всем!

– Теперь понял, - притих лучший друг.
– Повторить сможешь? встрепенулся он.

– Нет, - покачал головою Хома.
– А вот другое скажу. Как Он о тебе, дурашке, заботится!.. Живи и не скули. Радуйся.

– Говоришь, обо мне заботятся? А Лиса у меня шерсти клок выдрала. Хороша забота!

– Глядите на него!
– поразился Хома.
– Вновь уцелел, ни разу его не съели, а еще и жалуется!

– Я не жалуюсь, - спохватился Суслик.
– Я просто так.

– Если б тебе, хоть иногда, не доставалось от Лисы, ты бы вконец обнаглел и обленился, - убежденно произнес Хома.

Суслик вновь глубоко задумался. И затем вздохнул.

– Ты прав, пожалуй.

Глубокие мысли ему трудно давались. Очень.

– И как ты до всего этого додумался?
– с уважением взглянул он на Хому.

– Много думал...

Они умолкли.

За входом в нору слабо посвистывал ветерок. Солнечные зайчики мельтешили на пороге. В кладовке запел сверчок.

И было хорошо.

Как Хому строго судили

Мало того, что Медведь был самый большой и сильный. Он еще был и Главный судья в их краю. Судил, рядил, все споры решал. Когда хотел. В свободное, от поисков дикого меда, время. Или от иных, таких же важнейших забот.

Обратилась Лиса к Медведю: осудить Хому. Строго наказать, чтобы другим неповадно было. За что? А за все!

Мешает он ей, Лисе, на Зайца охотиться, на Суслика, и даже на Ежа. И на него самого - Хому.

Это раз!

Насмехается над нею, Лисой. Рыжей называет. Рожи издали корчит. А вблизи язык показывает. Большой язык. Хотя сам и маленький.

Это два!

И вообще его давно пора к порядку призвать. За нахальство и живучесть.

Это три!

Прямо неистребимый какой-то. Из любого положения выкручивается. Основной закон нарушает: "Сильный всегда прав".

Это четыре!

Много себе воли взял. Много себе хомяк позволяет. Ну ладно, он всегда удирает, спасается. А других зачем спасает? Что если все звери-зверьки подражать ему станут?

Пять!

Пять обвинений, полагала Лиса, хватит с лихвой.

И так она надоела Медведю своим нытьем, что он в конце концов суд созвал.

Большую поляну заполнили жители рощи, поля и луга. Пришли все кому не лень. Кабану, например, было лень, и он не пришел.

– Глупое дело - по судам шляться, - прохрюкал он болтливой сороке. Она приглашала всех на редкое зрелище.

Последний суд был месяц назад. Вернее, мог быть. Над коварным Шмелем. На него случайно Медведь сел. Шмель успел-таки ужалить напоследок. И погиб. Поэтому дело замяли. Поскольку тяжелый Медведь его задавил.

Итак, назначили суд над Хомой.

На суд его не привели. Он храбро явился сам. И взобрался на пенек, чтобы все видели.

Медведь же восседал на поваленном дереве. И важничал. Большую голову то одной, то другой лапой подпирал.

– Пощады не будет, - бормотал Медведь, скорый на расправу.
– Я сердитый, но справедливый.

Сначала дали слово Лисе.

Она бегло перечислила все обвинения. Бегло -потому что бегала вокруг подсудимого, пока зло обвиняла.

И закончила так:

– А еще - непочтителен со старшими!

– Отметаю, - тут же прогудел сердитый, но справедливый Медведь.
– Со мною он почтителен.

– Почти почтителен, - лукаво ввернула Лиса.

– Почти почтите...
– не сумел повторить Медведь.
– Ты нам голову скороговорками не забивай!
– возмутился он.
– Ты не дома!

Затем разрешили выступить Хоме.

– Я спорить не буду, а то надолго затянется. Лишь об одном прошу. Можно я судей сам выберу?
– спокойно сказал он. А глазки хитрые-хитрые.

– Тебе меня мало?
– пробурчал Медведь.
– Ну хорошо, согласен.

Такое, в общем, бывало.

– Но только дружков не выбирай, - подчеркнул Медведь, сурово посмотрев на всех.
– Знаю я их!

– Вы всех знаете, - услужливо поддакнул Волк. Он сидел справа от него. На подхвате.

– Пусть решат мою судьбу, - звонко начал Хома, - пусть решат... муравьи.

А вот такого еще не бывало. Никогда. Все засуетились, зашумели. Кто-то выкрикнул:

– Слишком маленькие!

– Цыц!
– пробасил Медведь.
– Муравьи - маленькие, зато кусачие. Мало не покажется!
– мрачно взглянул он на Хому.
– Выбрал, потом не жалуйся.

Приказал он как Главный судья муравьев позвать. Пятерых, по числу обвинений.

Объяснил им, что к чему.

– Действуйте!

Они, конечно, подчинились. И давай стараться. Ползали по Хоме. Заглядывали ему в глаза. Тихонько совещались между собой.

– Строго судите! Пожалеете подсудимого, себя пожалеете, - пригрозил Медведь, - я тогда весь ваш муравейник растопчу!

Наконец муравьи объявили решение. Приговорить Хому к штрафу: один лесной орех - Лисе, одну каплю меда - Медведю! Лисе - за убытки, Медведю за беспокойство.

– Чего-чего?!
– взвизгнула Лиса.

– Каплю меду?!
– оторопел Медведь. На что маленькие муравьи смущенно ответили:

– Сами понимаем, штраф ого какой! Огромный! Но мы ведь строго его судили.