Всемирные следопыты Хома и Суслик

– Как? Как?

– Живой!
– сказал Хома. Легко и просто.

– Ве-е-рно...
– изумился Хорек.
– Именно это я и хотел тебе сказать. Живой!
– воскликнул он.

И пошел себе прочь, своей дорогой, восхищенно покачивая головой.

– До чего же точно, - бормотал он.
– Изумительно.

И уже уходя, Хома услышал, как Хорька Выдра окликнула:

– Привет! Как дела, пропащий?

– Живой!
– гордо ответил Хорек. Не удержался и добавил: - Хорек живой.

И впрямь до чего же точное слово! Главное!

Как Хома и его друзья Орлика вспоминали

Вот ведь какая история. Появился в их роще один голубь-голубок. Почти весь белый, с сереньким отливом.

Звали его - Орлик. Когда-то всех диких голубей орликами называли. Об этом старина Ёж от древнего Ворона слышал.

Орлик был особенным голубем. Соберет, созовет малых зверьков на поляне. И говорит им кротко: чтобы не обижали друг друга, в беде помогали и обиды прощали. Уж больно зла много!

– А как со злом бороться?
– спрашивали у него.

– Чем больше будет доброго, тем меньше будет злого, - чистым голосом отвечал Орлик.
– И тогда для недоброго и места не останется. Злое -- не

главное. Поглядите на орешник. И тень в жару дает, и плоды-орехи. Все вокруг милое: и солнце, и роща, и ручей... И вы станьте добрыми, добрые звери. Учитесь у детей, зверюшек ваших. Всякое дыхание да славит Благое!..

По-разному все к Орлику отнеслись. Белки и мышки - сочувственно. Волк и Лиса - насмешливо. А Коршун - раздраженно.

Хома и его друзья тоже по-своему приняли Орлика. Им нравилось то, что он говорил. Они и сами вроде бы так жили. Старались не обижать друг дружку, помогать и прощать.

Но они считали, что это пока лишь с друзьями возможно. А со всеми как?..

Любопытно себя Медведь повел. По-медвежьи. Как самый главный.

Прослышал он о задушевных беседах Орлика. И к себе его вызвал.

– Будешь загодя к моей берлоге прилетать и докладывать, о чем со зверями говорить собираешься. Слово в слово!

Он, верно, боялся, что Орлик обидно его затронет. Властителя.

А впрочем, какая там власть? Всякий жил как хотел. Вернее, как мог. Но все-таки!..

Вскоре Медведь устал каждое утро выслушивать Орлика. Почувствовал вдруг, что сам от этого как-то меняется. Добрее становится, мягче. А потому, какая-никакая, а власть слабеет. Нельзя без строгости со здешним зверьем. Да и с любым нездешним.

– Ну тебя!
– наконец сказал он кроткому Орлику.
– Больше ко мне не прилетай, - и чуть не всплакнул.
– А то я управлять не смогу. Жалко теперь мне всех. А затем сурово добавил:

– Можешь говорить что хочешь. Разрешаю. Но если что скажешь не так, связать тебя прикажу. И на земле, и в воздухе, - выразительно взглянул он на Лису под сосной и на Коршуна на сосне.

– Ничего злого я никогда не скажу, - своим чистым голосом ответил Орлик.
– А что до меня... Меня ты можешь связать, а доброе слово ни за что не свяжешь.

И полетел себе дальше, в другие края, неся с небес доброе слово с добром.

Не раз потом вспоминали Орлика Хома с друзьями.

– Долго ему придется летать, - сокрушался однажды Суслик, - и убеждать нас, бесчувственных.

– Тебя!
– не удержался Хома.

– Все хорошее, доброе долго делается, - сказал им старина Ёж, - только злое - быстро.

– Доброе долго делается, - задумчиво согласился Хома, - зато надолго остается.

– Навечно, - застенчиво улыбнулся Заяц-толстун.
– Сами подумайте: сделал что-то плохо, взял и переделал. А когда оно хорошо, оно и вечно. Доброе переделывать не надо.

– Как орешник, - прислушалась к их разговору Белка с дерева.
– Всем свои орешки дает. Его никак не приукрасишь!

И ускакала, раскачивая ветки.

– Как орешник...
– проворчал Суслик.
– Как я!
– И посмотрел на Хому. С тобой.

Добрый он, Суслик. Не забыл и про Хому.

– Ну, что такое - злое?
– внезапно сказал рассудительный Ёж.
– Проверь наоборот и будет - незлое. Еще не значит, что доброе. Выходит, никакое. Ненастоящее.

– И чего?..
– навострил уши Заяц.

– Теперь проверь доброе. Получишь - недоброе. Значит, злое! Доброе самое главное. Основное. Настоящее!

– А помнишь, Хома, как ты Коршуна из капкана спас?
– встрепенулся Суслик.
– Хоть он и злой, зато жив остался, по-доброму!

Так они говорили. И Орлик был незримо с ними.

Непросто понять... Все на Земле временно. Было и прошло. Есть и проходит. Будет и пройдет.

А все доброе останется. Доброе сильнее всего.

Как Хома и Суслик по следу шли

– Заяц пропал!
– внезапно сообщил Хоме Суслик. Поздно вечером.

Не впервые пропадал Заяц. Всяко было. То Волку, то Лисе удавалось схватить толстуна. Везло ему, что они каждый раз сытые были. Про запас в кладовой у себя держали.

Находили его друзья, спасали. Да и сам он, бывало, удирал оттуда. А вот опять пропал!

Утром куда-то ушел. А уже темно и дома, в бывшей барсучьей норе, пусто. Хоть тыквой, а не шаром покати!

А ведь Заяц-толстун почти всегда засветло возвращался. Косой он все-таки. Темноты не любил. Впотьмах налететь можно - на низкое деревце или на высокий пень.

Нет и нет Зайца! Значит, новая беда случилась.

Надо искать. Хорошо, что луна светит.

– Найдем, - уверял Хому Суслик, когда они на поиски вышли.
– Мы с тобой - всемирные следопыты.

Эк его разобрало!

– Всемирные?
– приглядывался Хома к росистой тропе.

– А то какие! Все вокруг знаем: и луг, и рощу, и поле. Мало тебе?

– Меньше болтай, следы ищи.

– Нашел!
– неожиданно замер лучший друг.
– Смотри, Зайца след.

– Недавний, - задумчиво определил Хома.

– Почему думаешь?..

– Роса стерта. Глянь, а за ним - лисьи следы!
– ахнул Хома.

– Тоже недавние.

– Так, так, так... Заяц бежит себе спокойно, а Лиса за ним крадется, прошелся на четвереньках по тропе Хома.

– Как узнал, что он бежал спокойно?
– придирчиво спросил Суслик.

– Ровные, одинаковые прыжки.

– А если б он ее заметил?

– Прыжки были бы другие. Большие. И вдобавок - из стороны в сторону, разъяснил следопыт Хома.

– Теперь и сам вижу, - пропыхтел следопыт Суслик.