Встречи на Сретенке

– Приятная?
– переспросил Володька, и что-то кольнуло, он вспомнил Майкин вопрос: не говорил ли чего Сергей про нее?

– Очень. Чему ты удивляешься? У нее старый муж, и вообще она человек свободных взглядов.

– У тебя же Люба, - сказал Володька.

– Ну, ты действительно увяз в девятнадцатом веке, - он засмеялся, хлопнул Володьку по плечу.
– Проснитесь, сэр!

– Ладно, пойду я...
– поднялся Володька, ему неприятен был этот разговор, и он холодно глянул на Сергея.

Что это, ревность, думал он, возвращаясь домой. Нет, конечно, просто какое-то разочарование в Майке. Ведь то, что было у них, Володька объяснял ее прошлой влюбленностью в него. Он вообще думал, что у женщин все может быть только по любви. Мужчина - дело другое... Правда, в Иванове чуть пошатнулась в нем эта наивная вера, но он отмахнулся - шла еще война.

– Мама, - начал он разговор в один из вечеров, - тебе не кажется, что все то, чем мы с тобой жили, - одно, а настоящая действительность - совсем другое?

– С чего это у тебя вдруг?
– спросила мать, кинув внимательный взгляд на Володьку.

– Начал размышлять... Знаешь, вроде бы шесть лет армии, из них три года войны, должны были что-то значить, а оказалось, что у меня нет никакого жизненного опыта. Я научился лишь воевать, понимать и дружить с теми, кто рядом, ну а в остальном остался, наверное, таким же мальчишкой.

– Меня это не очень огорчает, Володя, - улыбнулась мать.

– Но я же ни черта не смыслю в том, что вокруг меня!

– Что именно?
– спросила она спокойно.

– Ничего не понимаю!

– Володя, после войны жизнь всегда сложна. После окончания гражданской и военного коммунизма для многих был непонятен нэп. Жизнь сразу наладилась, откуда-то появилась масса товаров, но появились огромные деньги у одних и весьма скромный заработок у других... Сейчас, конечно, все иначе, но какие-то нечестные люди умудрились нажиться на трудностях и несчастьях других. И что из этого? При чем здесь "придуманные мифы"? Порядочность всегда останется порядочностью, а не...

– Опять ты за свое, - перебил Володька.
– Порядочность, непорядочность. Это чересчур прямолинейно. Жизнь не укладывается в эти два понятия.

– Ты так решил?
– она посмотрела на него.
– Объясни тогда.

– Чего объяснять? Жизнь каждый день подчеркивает относительность всего этого, - махнул рукой он.

– Нет, дорогой, человечество дорого заплатило и еще дорого заплатит за то, что сочло абсолютные истины за относительные, - сказала мать убежденно.

– Ты веришь в абсолютные истины?

– Без них нельзя жить, Володя.

– А "не убий"?! И война? Нет, мама, ты не права.
– Он поднялся и стал ходить по комнате, громыхая сапогами, потом остановился.
– Понимаешь, мама, во время войны у каждого был смысл жизни - победить. А сейчас?

– Жить честно, - спокойно сказала мать.

– Опять - честно, нечестно! Честно я не мог сходить даже в ресторан, чтобы отпраздновать возвращение. Ходил на чужой счет - то угощал Деев, то Гошка...

– Кто этот Гошка?

– Мой бывший разведчик. Разве я не говорил тебе о нем?

– Нет... Володя...
– Она помолчала, словно колеблясь.

– Ты что, действительно взял взаймы у Сережи, и на эти деньги мы так шикуем?

– Спроси у него, - стараясь придать уверенность голосу, ответил Володька.

– Я и спрошу, - не сразу сказала она.
– Хотя, конечно, вы уже сговорились.

Володька ушел в свою комнату с неприятным ощущением, какое всегда бывает после вынужденного вранья. Кроме того, слова матери если не убедили его окончательно, то дали толчок к мыслям тоже нелегким. И тут позвонила Майя.

– Как поживаешь, Володька?
– спросила она небрежно.

– Так себе, - пробурчал он.

– Смотрю, у тебя неважное настроение?

– Вроде... Знаешь, Майка, я, как вернулся в Москву, начал делать что-то не то...

– К этому "не то" отношусь и я?
– шутливо осведомилась Майка.

– В какой-то мере, - ляпнул он прямо.
– Потому что это один из целого ряда непорядочных поступков, мною совершенных.

– Боже, как длинно и непонятно!
– воскликнула она.
– Неужели ты надеешься прожить, всегда поступая порядочно! Это смешно, Володька! Господи, насколько же я старше тебя! Надо ведь вернуться с войны таким невинным агнцем, - она рассмеялась.

– Не такой уж я невинный, - угрюмо сказал Володька.
– Просто в войну всегда делал то, что надо. А сейчас делаю не то...

– Я как-то не замечала, что ты страдаешь рефлексией. Что ж, позанимайся этим, только не слишком всерьез. Я больше не буду тебе звонить, а то получилось - связался черт с младенцем. Не хочу быть этим самым чертом... Но, когда будет плохо, звони.
– Она резко повесила трубку.

Володька, вспомнив про разговор с Сергеем, набрал Майкин номер.

– Мы не закончили разговор, Майя.

– Разве?

– Что у тебя было с Сергеем?
– спросил он в упор.

– Вот в чем дело!
– протянула она.
– Что он тебе рассказал?

– Что очень приятно провел с тобой время.

– Если ему было приятно, при чем здесь я? Никаких приятностей я ему не доставляла. Посидели в "Коктейле", вот и все.

– Правда, Майка?
– произнес он с облегчением.

– Я не врушка. Ну теперь все?
– и, не дожидаясь ответа, повесила трубку, но уже не так резко.

– Привет, сэр!
– окликнул его Сергей около букинистического магазина, находящегося вблизи Сретенских ворот.
– Почему не звонишь?

– Так...

На самом же деле Володька был обозлен на Сергея за намеки насчет Майки, и ему не хотелось встречаться с ним. Но сейчас, когда он взглянул на него, у Володьки сжалось сердце - Сергей плохо выглядел, ничего не осталось от того бравого, самоуверенного вида, с которым он встретил Володьку у себя дома. В руках был вузовский учебник по медицине.

– Зачем тебе это?
– Володька показал на книгу.

– Пойду в медицинский...

– А химфак?

– Ты газеты читаешь? Чудеса - дезертиры, эти гады, которые воевать не хотели, амнистированы, а...
– он замолчал.