Встречи на Сретенке

– Ну знаешь, многих же зазря посадили под горячую руку: и от эшелонов отставших, и случайно от части отбившихся, ну и прочих, - заметил Володька.

– Тех - понятно. Но ведь и настоящих дезертиров амнистировали.
– Сергей взял Володьку под руку.
– Пойдем посидим где-нибудь... так вот, Володька, не будет мне на химический хода, понимаешь, там все сложнее. Ну а с медициной полегче. Тебе ясно все?

Володька кивнул.

– Попробуем сделать что-нибудь настоящее на этом поприще.
– Он улыбнулся и сжал Володькин локоть.

Они прошлись до бульварного кольца и присели в скверике.

– Ты не находишь, что в этой войне было... ну, нечто трагическое?
– начал Сергей.

– Ты говоришь о тех пяти-шести миллионах наших потерь?

– И о них, конечно. Но не о пяти-шести, их было гораздо больше, Володька.

– Думаешь?

– Предполагаю...
– он вытащил папиросы, закурил.
– Мда... странный мы народ - русские... Все для будущего, - повторил Сергей то, о чем часто твердил в сорок втором, и задумался.

– Война - всегда трагедия, Сергей, - сказал Володька.

– Разумеется, - согласился тот, не сразу, видимо, отключившись от своих мыслей.

– Лейтенант...
– вдруг услышал Володька знакомый голос и, подняв глаза, увидел того типа, которого ударил около "деревяшки".
– Опохмелиться дай, - без просительных ноток сказал тот.

Он стоял перед Володькой в каких-то рваных брюках - "сменке", обутый в галоши, обвязанные веревками, чтобы не свалились, с бледным, землистым лицом, на котором блуждала ухмылка.

– Это что за явление?
– вскинул голову Сергей.
– А ну марш!

– Погоди, - остановил его Володька.

– Дай тридцатку, червонец у меня есть. Как раз на стопку получится, повторил тот.

– Хорошо, дам. Если скажешь, где я тобой командовал? На каком фронте, в каком месте, в какой части?

– Ух ты, сколько вопросов. А если не скажу?

– Не дам, - отрезал Володька.

– А ты, лейтенант, не вспомнил разве меня?

– Нет.

– Ладно, скажу... Готовь монету.

Володька вынул из кармана тридцатку и держал ее, красненькую, в руке.

– Дивизию я не упомнил, а вот про место, где гнал ты нас на убой, скажу...

– Говори!
– нетерпеливо кивнул Володька.

– Скажу...
– и поглядел на Володьку угрюмо, с угрозой.
– В сорок втором это было...

Володька вздрогнул, и тот, заметив это, злобно усмехнулся.

– ...на Калининском...

– Не тяни, гад!
– не выдержал Володька.

– Подо Ржевом...
– выдавил тот и увидел по Володькиному лицу, что бьет не мимо.

– Под какой деревней?
– опять не сдержался Володька.

– Тебе и деревню сказать? Давай тридцатку, скажу и про деревню, ежели не забыл. Напомню, все напомню. Давай.

Володька протянул руку, и тот вырвал из его пальцев красненькую, быстро сунул ее в карман.

– Ну вот, на опохмелку есть, - засмеялся.
– А если теперь не скажу? Что тогда, лейтенант?

– Изувечу до полусмерти, - процедил Володька, поднимаясь со скамейки.

– Не выйдет!
– крикнул тот и бросился бежать, но у него сразу же сорвалась с ноги галоша, и он остановился.

Володька подскочил к нему, схватил за грудки и прохрипел:

– Ну, говори!

– Под Кокошкином это было, - сказал тот.

– Вспомнил теперь?

– Не был я под Кокошкином... Рядом был, но не там, - сразу успокоился Володька и отпустил.
– Иди.

– Неужто не ты был?
– удивился тот.
– А ведь похож, такой же соплячок... Знал бы, как меня тогда изувечило, понял бы. Ну, ладно...
– Он стал надевать галошу, обвязывать ее веревками.

Володька вернулся к Сергею, тяжело дыша.

– Очень занятно, - пробурчал Сергей.
– Надо было сразу гнать в шею. Закуривай и успокойся, - он дал Володьке папиросу и спички.

Володька откинулся на спинку скамейки и облегченно вздохнул.

– А если бы ты был под Кокошкином?
– спросил Сергей.
– Что тогда?

– Не знаю...
– пробормотал.
– Не знаю...

– Ну, ладно, инцидент, как говорится, исчерпан, - сказал Сергей.
– Что ты думаешь о войне на востоке?

– Чего думать? Выиграем.

– Несомненно. К тому же американцы такой сюрпризик выдали.
– Сергей ждал продолжения разговора, глядя на Володьку, но тот был занят своими мыслями, промычал что-то, поднялся.
– Ты вообще понимаешь, что это значит?
– спросил Сергей.
– Это же...

– Да, понимаю, - прервал его Володька.
– Для меня самое важное, чтоб наших меньше побило... Ну, пошли?

– Нет, ни черта ты не понимаешь!
– возмутился Сергей.
– Они же такую дубинку нам показали!

– Ну и что? Скоро и у нас будет. Звони, Сергей.
– Он протянул ему руку.

– Будет, но сколько потребуется сил, средств. Нам хозяйство восстанавливать надо, а тут придется...
– Он взмахнул рукой и уставился на Володьку.

Тот пожал плечами и протянул руку - он как-то еще не мог вникнуть в сказанное Сергеем. Это после Володька задумается серьез о том страшном, что вошло в мир с атомной бомбой.

Дома Володьку ждал Витька-"бульдог" в новенькой форме, при медалях, очень возмужавший. Он вскочил, бросился к Володьке с объятиями. Не было уже в нем прежней застенчивости и почтительности к старшему по возрасту, как при встрече в сорок втором.

– Отпустили меня, Володь... Прямо из госпиталя. Дали отпуск на три месяца, но, конечно, демобилизуют. Так что отвоевались мы. С победой, Володь!

– С победой, - улыбнулся Володька.
– А что с Шуркой?

– Живой он, Володь! Мы всю войну с ним переписывались... Ты видишь, сержант я. Училище-то не дали закончить, через три месяца сержантами на фронт отправили. А Шурка - старший лейтенант. Наверно, в армии останется.

– Ну а ты куда?

– Как куда? На завод. Я уже заходил к ребятам. Все новые, конечно, но мастер тот же, обрадовался мне: "Поработаем теперь, Витек!" Слушай, Володь, а как здорово, что больше над нами ни самолетов, ни снарядов, ни мин, ни пуль... Считай, словно заново родились и впереди вся жизнь.

– Витя, пока еще трудно будет жить, - сказала Володькина мать.

– Чего трудного-то?
– даже удивился Витька.
– Ну, голодновато малость, так нам к этому не привыкать. Правда, Володь?