Встречи во мраке (Сборник)
Шрифт:
— Пит? Где вы находитесь? — Сначала в голосе Эллери послышались нотки беспокойства, но сразу же сменились весельем.— Чудесно! Чудесно, Пит! Коннектикут, а? Достаточно благоразумно... Трудно со временем? Ну, не имеет значения... Молодчина! Храните это пуще глаза. Вы получили бумагу? Отлично!.. Нет. Сделайте копию и Вручите мне ее, как только вернетесь в город... хоть в три часа ночи. Ради вас я проснусь когда угодно... Хорошо. Поскорей!
Инспектор услышал стук трубки, положенной на рычаг, и громкий крик Эллери:
— Джуна! Все кончено!
— Что кончено? — осведомился старик, когда Эллери ворвался в гостиную.
—
— Пит Харпер? — мрачно переспросил инспектор.— Если у тебя есть для кого-нибудь работа, то почему ты не поручаешь ее моим ребятам?
— Ну, папа,— улыбнулся Эллери, усаживая старика в кресло,— не ожидал, что ты можешь задать такой вопрос. Ведь дело было еще не завершено, и я не хотел, чтобы поручение, которое выполнял Пит, носило официальный оттенок. Если бы оно окончилось неудачей, пришлось бы давать уйму объяснений... Но теперь все трудности позади. Когда Пит к ночи приедет сюда и привезет мне. один весьма интересный документ... Немного больше терпения, сэр.
— Хорошо, сынок.— Старик выглядел усталым. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.— Мне нужно отдохнуть... Однако ты не казался особенно удовлетворенным положением дел 24 часа назад.
Эллери поднял длинные руки, словно поклоняясь невидимому идолу.
— Но тогда я еще не добился успеха! — воскликнул он.— А сегодня, наконец, да! Ибо, цитируя неукротимого Дизраэли: «Успех — дитя смелости», а- я был настолько смел в своих предположениях, что ты, дорогой папа, даже не можешь себе этого представить... В дальнейшем я всегда буду придерживаться галльской поговорки: «Дерзай всегда!»
Глава 29
Аргументация
При приближении к кульминационной точке расследования Квина неизбежно охватывало чувство напряжения, которое ощущалось во всей атмосфере квартиры.
Никем не скрываемое возбуждение проявлялось в прыжках Джуны, молчаливой раздражительности инспектора, в энергичной уверенности Эллери.
Эллери позвал отца и его приближенных на тайное совещание. Его планы были покрыты мраком неизвестности. Если в пятницу вечером он и поведал отцу кое-какие свои выводы, то ни отец, ни сын не раскрыли секрета. Никто не упомянул и о появлении в их квартире Пита Харпера в половине третьего ночи. Возможно, инспектор не был осведомлен о ночном визите репортера. Он лежал в постели, когда Эллери в халате и шлепанцах впустил Харпера, дал ему виски и пачку сигарет, взял у него документ на тонкой хрустящей бумаге и столь же невозмутимо выпроводил его из квартиры.
В субботу, в два часа дня, инспектор Квин и Эллери угощали ленчем двух гостей — окружного прокурора
Сэмпсона и сержанта Вели. Джуна с открытым ртом вертелся около них.
Сэмпсон внимательно посмотрел на Эллери.
– — Вижу, что в воздухе кое-чем повеяло.
Настоящим ураганом,— улыбнулся Эллери.— Допивайте ваш кофе, достопочтенный окружной прокурор. Мы отправляемся в путешествие за открытием.
— Вы имеете в виду, что все кончено? — недоверчиво осведомился Сэмпсон.
— Более или менее.— Эллери повернулся к сержанту Вели.— Вы получили доклад о поведении Кнайзеля в течение прошлого дня?
— Да,—Гигант протянул через стол лист бумаги. Эллери изучил его, прищурив глаза, и отодвинул на-, зад.
— Ну, теперь это не имеет значения.
Опустившись
в кресло, Эллери откинулся на спинку и мечтательно уставился в потолок.— Это была очаровательная охота,— пробормотал он.— Здесь встретилось несколько чрезвычайно интересных моментов. Не знаю, испытал ли я когда-нибудь такое наслаждение — разумеется, после окончания дела.
Я все еще не стану сообщать вам ответ... Некоторые из моих теорий усложнились, и я хочу посмотреть, как на это прореагируете вы все — папа, Сэмпсон и Вели.
Давайте обратимся к первому убийству. В случае с Эбигейл Доорн у нас были два невинно выглядевших, но весьма веских солидных ключа — пара белых парусиновых туфель и брюки из того же материала.
— Ну и что из этого? — проворчал Сэмпсон.— Согласен, они довольно интересны, но основывать на них обвинение...
— В самом деле, что из этого? — Эллери закрыл глаза.— Посмотрим. Мы нашли пару башмаков. В них было три многозначительных момента... Порванный шнурок, липкий пластырь на шнурке и язычки, загнутые внутрь к носку.
На первый взгляд напрашивалось элементарное объяснение. Шнурок случайно порвался, и его склеили пластырем, а язычки — что они означают?
Сэмпсон свирепо сдвинул брови. Вели казался сбитым с толку. На липе инспектора появилось сосредоточенное выражение. Никто из троих не издал ни звука.
— Ответа нет? Мои рассуждения не кажутся вам логичными? — Эллери вздохнул.— Ну, хорошо, оставим по* ка. Я только добавлю, что именно эти три детали на ботинках самозванца явились для меня первыми и в некотором роде наиболее важными указаниями на пути к разгадке.
— Вы хотите сказать, мистер Квин,— спросил Вели,— что уже тогда знали, кто убийца?
— Вели, добрая и простая душа,—- улыбнулся Эллери.— Я ничего такого не утверждаю. Я только хочу сказать, что благодаря анализу ботинок и брюк область моих размышлений настолько сузилась, что я смог дать вам приблизительное описание преступника.
Что же касается брюк, то следует отметить само их присутствие, а также швы выше колен.
— Я не вижу в этих брюках ничего необычайного,— устало промолвил инспектор.— Разве только то, что их первоначальный обладатель, кто бы он ни был, был выше укравшего их самозванца, которому, следовательно, пришлось укоротить штанины.
Сэмпсон откусил кончик сигары.
— Должно быть, я круглый идиот,— заметил он,— но пока что я не могу построить ни одной убедительной теории.
— Мизерере,— пробормотал Эллери,— и паре Кол Нидре (католическая и иудейская молитвы о милосердии). Продолжим.
Перейдем ко второму убийству, в результате которого наш дорогой горько оплакиваемый лекарь был без промедления отправлен к праотцам...
Здесь снова позвольте мне быть категоричным. Прежде чем мне представилась кое-какая возможность, там имелся только один многозначительный момент — внешний вид покойного Дженни.
— Внешний вид? — удивился Сэмпсон.
— Да. Вспомните, что его убили, очевидно, во время работы над рукописью «Врожденной аллергии». Выражение его лица было таким безмятежным, как будто он умер во сне. Ни удивления, ни ужаса, ни сознания приближающейся смерти. Свяжите это с оглушившим его ранением и с тем, где именно расположена рана, и вы получите чертовски интересную ситуацию, которая стала еще более интригующей, когда был обнаружен второй ключ,
— Меня она не интригует,— мрачно буркнул Сэмпсон,