Встретимся в раю

А теперь из «Вестника» бегут верные кадры, словно крысы с тонущего корабля. Даже старая грымза и бестолочь Чикин нашел, воспользовавшись авторитетом газеты и высиженного в ней места, непыльную консультантскую работенку. Должность заведующего биржевым отделом занял Гриша Шестов, а это газете на пользу не пошло, ибо у него не остается времени писать самому.

Значит, необходимо ослушаться Старика… Еще и против него бороться вынуждает ситуация. Николай Павлович перекрестился, что делал в крайних случаях, и вызвал «Минотавр». Это был гигантский банковский концерн, раскинувший щупальца по России и всему Северному полушарию. Отозвался заместитель управляющего московским отделением.

— Не так давно вы хотели приобрести пай в нашей газете, — сказал Рыбников. — Как вы сейчас относитесь к этой идее?

Заместитель управляющего, молодой пижон в серебристом костюме «лунари», улыбнулся:

— Минут через десять готов продолжить разговор. Не мы выбираем «Минотавр» — «Минотавр» выбирает нас. Будем избранными!

И подмигнул по-приятельски, чтобы старинный, навязший в зубах рекламный зазыв фирмы сошел за шутку.

Десять минут Рыбников дожидался у видеофона, внимательно перелистывая предварительный отчет главбуха. Не все обстояло так скверно, как докладывали городу и миру господа из «Известий». Предвиделась небольшая прибыль. Авторам можно будет выплатить премии за лучшие материалы года. На складе есть еще около шестидесяти тонн бумаги — задел на полтора месяца. Надо отказаться от аренды выездного «кадиллака» — в редакции все на колесах. А если еще и «Минотавр» поможет…

Звякнул вызов. На экране теперь был другой молодой человек — такой же улыбчивый, в таком же серебристом костюме. Клерк, подумал Николай Павлович. Нехороший знак.

— Шеф поручил переговоры, — сказал молодой человек.

— Мы тут посоветовались… Сорок девять процентов пая, на которые нацелились англичане, выкупим. Не проблема. Но вы должны будете давать по две полосы нашей рекламы в каждом номере. Полагаю, очень хорошие условия.

Рыбников даже задохнулся от возмущения и с минуту молчал.

— Шутите? — сказал он наконец. — Пай вы выкупаете в существующих ценах. Я правильно понял? Но за год цены изменятся. И минимум через полгода мы будем давать вашу рекламу себе в убыток! Это грабительские условия, юноша, так и передайте шефу. Пятьдесят две полосы, то есть полоса в каждом номере, — куда ни шло. Если реклама не покроет вашу ссуду под пай, то в конце года мы вернем остаток. Иначе, боюсь, не договоримся. Придется обратиться к услугам другого банка.

— Вы когда-то отказали нам в приобретении пая, — заглянул в свои записи молодой человек. — Понятно, не вы лично, а ваш предшественник. Но это картины не меняет. Давайте считать наши условия компенсацией за моральный ущерб фирмы — ведь мы тогда потеряли не только рынок рекламы, но и в некоторой степени престиж!

Рыбников лишь отмахнулся и выключил видяк. Если согласиться на условия банка, то в конце года придется продлевать договор, иначе не выпутаться из долговой кабалы. Экран зажегся снова.

— Я не закончил, — сказал клерк уже без улыбки. — Финансовое положение газеты ни для кого не секрет — банкиры тоже прессу читают… И другие банки, мне кажется, вряд ли рискнут поддержать ваше издание. И не кажется, а я совершенно в этом уверен.

— Славно, — побарабанил пальцами Рыбников по экрану.

— Угрожать изволите, так надо понимать? Считаете, что можно взять за горло нищую беззащитную газетенку? Уверяю, ошибаетесь! Мы в Москве, мой милый, а не в задрипанном Бухаресте. Вот там и держите шишку.

Но после разговора он бессильно откинулся на спинку кресла. Кругом шестнадцать… Вообще-то он всегда был против продажи пая — пусть и временно. Это налагало на издание определенные, можно сказать, лакейские обязательства. И хотя подобная практика в печати была широко распространена, «Вестник», слава Богу, в эти авантюры пока не влипал.

А делалось это так. Любой банк или совет директоров крупной компании предоставлял газете ссуду под залог ее основных фондов — оборудования или помещения. Правда, ссуда не могла превышать сорок девять процентов стоимости недвижимости газеты, иначе ссудчик автоматически становился главным совладельцем издания и мог посылать куда подальше и учредителей, и главного редактора. Газета обязана была давать бесплатно рекламу продукции или услуг ссудчика, а также пропагандистские статьи в качестве рекламы, превозносящие заимодавцев, до тех пор, пока стоимость газетной площади не покрывала полученные средства. Тут уж ссудчик мог подсунуть любой бредовый материал, расписывая свои достоинства, — хочешь не хочешь, а печатай, как бы ни хохотал читатель…

Продажа пая была кратковременной — на год, и долгосрочной — на пять и более лет. В последнем случае ссудчик обязан был возмещать часть непредвиденных расходов, связанных с удорожанием бумаги и полиграфии. Именно такой договор заключался с англичанами. Участвуя в течение десяти лет в издании «Вестника», они становились в конце концов полноправными совладельцами. Кроме того, у них хватило бы средств выкупить и учредительский взнос!

Поскольку передача пая шла по инициативе министерства информации, перебить торги мог бы только очень мощный банк, с которым министерство предпочло бы не ссориться. Но «Минотавр» не лучше англичан… В другие банки соваться бесполезно — они уже извещены и тоже не захотят соперничать с самым большим денежным мешком России.

Куда ни ткнись — стенка. Как в лабиринте. И только один выход существует, к которому заботливо подталкивают доброжелатели. Надо садиться на дотацию министерства и лаять по приказу. А дотация… Сейчас же набегут ревизоры министерства, урежут жалованье, снимут жидкие премии и загребут прибыль. Редакция окончательна развалится, а сюда придут бездари и неумехи, которые будут рады печататься за гроши.

Вот вам и все разговоры о независимой печати!

Нет, надо домолачивать наблюдательный совет. Пусть отказывается от передачи пая, расторгает сделку. Еще год «Вестник» продержится. А там Старик поможет. Не посмеет не помочь!

Он открыл старый сейф, заскрипевший и задребезжавший, как десяток несмазанных телег. От Виталия Витальевича еще оставалось достаточное количество виски. Рыбников налил из ополовиненной бутылки рюмочку, выпил, задумчиво занюхал какой-то свежей ксерокопией. Тренькнул внутренний телефон. Это Машенька вызывала. После ухода главного Рыбников так и не решился ее выгнать, тем более что она, как выяснилось, была не такой уж плохой секретаршей.

— Шестов объявился, Николай Павлович! Звонил из Домодедова. Есть, говорит, очень важный материал. Просил обязательно его дождаться.

— Замечательно, Машенька, замечательно! — повеселел Николай Павлович.

И угостился второй рюмочкой — теперь уже в предвкушении хороших вестей. Гришу Шестова он послал в тундру две недели назад и начал беспокоиться. А раз жив-здоров, да еще везет важный материал…

Целая группа под общим руководством верного Иванцова тихо копала в наблюдательном совете министерства информации. Николай Павлович тогда, в начале сентября, рассудил так: скандал в печати — само собой, а если кого-то из совета еще и дискредитировать приватным образом — возможны, как говорится, варианты с передачей пая… Все под Богом ходим, ничто человеческое никому не чуждо.