Вторая попытка
Шрифт:
– Имеет ли мне смысл слушать вас ещё минуту?
– скривился Эссен.
– Доказательства заперты в вашем сейфе. И вы дали слово не вскрывать конверт до первого июля, Николай Оттович. Дали слово!
– Продолжайте!
– Спасибо! Надеюсь, что вы не думаете, что я проиграл в какие-нибудь фанты на последнем балу и теперь должен так нахально и глупо мистифицировать самого командующего флотом?
– Нет, Колчак бы скорее застрелился. Дальше!
– Николай Оттович, вы читали 'Машину Времени' Уэллса?
– Приходилось. Хорошая книга... Что???
– Эссен вытаращил глаза.
– Хотите сказать, что это на самом деле возможно?
– Я
– Сядьте!
– адмирал указал на кресло и, подойдя к иллюминатору, на несколько минут замолчал. Мурзин терпеливо ждал решения.
– Предположим, что я допускаю возможность вам поверить, - наконец заговорил Эссен.
– Чего вы хотите?
– Николай Оттович, грядёт война. Долгая война, страшная война. В моём мире она закончилась для России катастрофой. С вашей помощью я надеюсь изменить её ход, спасти страну и народ от тех ужасов, которые их ожидают. Повторяю: прошу подвергнуть меня аресту и дождаться начала июля.
– Да?
– неожиданно весело посмотрел на своего собеседника командующий.
– Вы хорошо устроились, Александр Васильевич! Позвольте мне уже по привычке называть вас именно так - вы свалили мне на голову некоторую совершенно невероятную фантасмагорию, связали меня словом, и хотите отсидеться под арестом пока я с этим буду почти две недели жить? Чтобы я оказался в бедламе раньше вас? Нет уж, голубчик, теперь рассказывайте. Не менее часа рассказывайте - если вы сказали правду, то для вас это не составит труда, а если всё-таки лжёте, то даже самой изощрённой фантазии не хватит, чтобы не попасться на противоречиях в самые же первые минуты. Я слушаю!
Вот это да! То бишь, есть шанс? Выслушает??
– Знаете, Николай Оттович, - после десятисекундного раздумья решил Мурзин, - я, пожалуй, освобожу вас от слова, которое вы дали. Вскрывайте конверт и читайте. Орфография будет не совсем привычна - так пишут в моё время, но общий смысл поймёте.
– Да?
– удивился Эссен.
– Благодарю! Не премину воспользоваться вашей любезностью.
Несмотря на то, что в голосе адмирала сквозила открытая ирония, он подошёл к сейфу, открыл его, извлёк конверт... Было видно, что любопытство так и бушует в старом морском волке - конверт он распечатал даже до того, как снова запер дверцу сейфа.
– Действительно странно написано... А почему карандашом?
– Я плохо умею пользоваться перьевой ручкой - у нас давно уже другие.
– Ладно, подождите...
– командующий углубился в чтение.
Для того, чтобы пробежать текст глазами достаточно было и минуты, ладно, учитывая непривычные в начале двадцатого века стиль и грамматику - двух. Но вот осмысление требовало времени... А осмысление явно происходило - не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела.
– Ну, предположим...
– командующий смотрел на лжеКолчака отнюдь не по-доброму.
– кстати, достаточно убедительно и не противоречит логике. А можно полюбопытствовать: Как и когда умру я? Если этого нельзя изменить, то не отвечайте.
– Это можно изменить, поэтому отвечу...
– Ещё одна оговорка, - забеспокоился адмирал.
– Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще - приказываю молчать!
– Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ
будущее. В моём мире вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому, очень вас прошу: что бы не произошло со мной - берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти.– Стоп!
– Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас...
– Александр Васильевич, я принял решение.
– Подчиняюсь ему без возражений, - наклонил голову Сашка.
– Вы отправляетесь под арест...
– Слушаюсь!
– Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче?
Да хрен его знает, где она...
– Не знаю, ваше превосходительство.
– Я знаю - там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь - вам сообщат.
Глава 3. Про Любовь...
'Лейтенант Бураков' доставил флаг-капитана на место. Вельбот с четырьмя матросами и мичманом подгрёб к деревянному пирсу.
– Спасибо, братцы!
– поблагодарил гребцов 'Колчак', - Спасибо, Николай Евгеньевич!
– это уже мичману.
– Хорошо отдохнуть, Александр Васильевич!
– крикнул мичман с отходящего от пирса вельбота.
– Рад приветствовать ваше высокоблагородие, - поклонился встречающий на пирсе матрос.- Разрешите вещички принять?
Вещей у Александра было всего-ничего - пара портфелей, но если матросу не дать поднести... Да фиг его знает... Пусть хоть один поднесёт.
– Этот возьми!
– Мурзин сам презирал себя в данный момент - ну не привык он требовать от кого-то выполнять работу, которую и самому сделать совсем не сложно.
Хотя на тральщике, в пору службы срочной, имелся у них мичман Чехлов, который даже килограммовую ношу считал перенести ниже своего 'звёздопогонного' достоинства, если в обозримом пространстве наблюдался хоть какой-нибудь матрос.
– Пошли, что-ли?
– повелительно-вопросительно обратился 'Колчак' к матросу.
– Так только вашего приказа и ждал, - пожал плечами парень, и потопал по доскам пирса...
– Саня!
– из-за подстриженных в лучших традициях Лувра кустов навстречу вышла женщина невероятной красоты.
– Тебя Николай Оттович отпустил к нам? Надолго?
Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была 'сногсшибательной и ослепительной', тем более, что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей двадцать первого века не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами - она не ослепляла, она завораживала. Заворожила с первого взгляда...
Да и вообще никогда не понять, чем покоряют нас, мужчин, женщины. Ну, ведь не только своей 'анатомией', это точно - иногда видишь перед собой ну просто идеал, классику красоты, а ничего не шелохнётся в душе. А в другой раз - ну просто никакая вроде бы. Что по фигуре, что по чертам лица - ну ни разу не укладывается в стандартные параметры, но столько в ней женственности, столько грации, такая она гармоничная, что у любого мужика при одном только взгляде полное обожание на лице и непреодолимое желание обнять, прижать к себе и грозно зыркать по сторонам, чтобы больше ни одна особь мужского пола приблизиться не смела...