Вторая семья

Антон смерил его взглядом, словно это не человек был, а насекомое, после чего вновь обратился ко мне:

– Речь пойдет о Вадиме. И это важно, - сказал он.
– Вопрос не судебного характера и адвоката не касается.

Я переглянулась с Громовым. Он хмурился и, судя по его виду, был совершенно не в восторге от перспективы того, чтобы я отправлялась одна с Антоном.

– Все в порядке, я буду рядом, - сказала Алексею, примиряюще положив руку на сгиб его локтя.

Сердце мое колотилось. Я бы не волновалась ни о чем и, естественно, никуда бы не пошла, не заведи Семиверстов речь о нашем сыне.

Мы отошли чуть поодаль, туда, где не было никого. Отсюда и коридор, и кабинет судьи просматривался неплохо, несмотря на то, что возле него было многолюдно. Антон схватил меня за локоть и потащил за угол так внезапно, что я даже испугаться не успела. А когда прижал к стене и навис сверху, расставив руки по обеим сторонам моего тела, я только и смогла, что хрипло и сбивчиво дышать.

36

Таким злым Семиверстова я не видела ни разу в жизни. «Даже если бы на тебя насильники напали, он бы и тогда не был настолько разъярен, бросаясь на них, чтобы защитить собственную жену», - мелькнула в голове дурацкая мысль.

– Ты думаешь, если стала ноги раздвигать перед любовником, то ему теперь все можно? Прессовать меня можно?
– выдохнул Антон мне в лицо.
– Налоговую натравливать, проверки всякие? Заруби себе на носу, Милаша… у твоего хахаля-ахаля кишка тонка меня к ногтю прижать, ясно?

Я видела, что Семиверстов в некотором роде блефует. Нет, он был испуган так, что едва не обделывался прямо здесь и сейчас, но старательно делал вид, что держит ситуацию под контролем.

– А что, ему в лицо это сказать ты побоялся?
– хмыкнула, сложив руки на груди.

Конечно же, я могла сообщить Антону, что никакого отношения к действиям Адама не имею. Тем более, это являлось чистой правдой. Но мне вдруг захотелось и дальше видеть на лице бывшего мужа то выражение, которое на нем явственно проступало. И нет, я уже не боялась.

– Я предупредил… передай ему…

– Думаю, он сам к тебе приедет, чтобы это лично услышать, - перебила я Антона.

Оттолкнула его от себя и прежде, чем уйти, добавила:

– Ему будет очень интересно побеседовать с тобой тет-а-тет о том, стоит ли и дальше приближаться ко мне ближе, чем на квадратный километр.

Я направилась обратно, цокая каблуками. На мгновение мелькнула мысль, что Семиверстов может возжелать меня догнать и сделать что-то еще, но она очень быстро развеялась. Похоже, Антон был гораздо более труслив, чем я думала.

И вот оно, последнее заседание. Как только я заняла свое место, все перипетии, что предшествовали ему, отошли на второй план, а я почувствовала титаническое спокойствие. Обычный регламент, опрос свидетелей, недовольные взгляды, что Антон источал в мою сторону - все это было словно чем-то сопутствующим, декорациями, ставшими обыденными.

Но когда судья подняла вопрос о признании недействительными дарственных, данных отцом Антона своему сыну, напряжение в зале стало ощутимым. Я физически чувствовала, как обстановка накалилась настолько, что казалось, зажги здесь спичку, как все здание суда взлетит ко всем чертям.

– Павел Николаевич, можете ли вы утверждать, что в момент оформления дарственных на вашего сына вы понимали, что эта сделка может быть мнимой?

Свекор, которого вызвали для опроса, метнул сначала взгляд на меня, затем на Антона.

– Сын сказал, что это ему для фирмы нужно. Я и согласился. Товарищ судья, мы с женой не шибко грамотные в этих вопросах.

Было видно, что отцу Антона совсем не по себе. Он переминался с ноги на ногу и даже пару раз перешел на шепот.

– Расскажите нам, пожалуйста, как именно происходили сделки договора дарения.

– Я протестую!
– взревел Антон.
– Это к делу не относится. Все, что отец мне дарил - мое!

Я хмыкнула. Сын, сидевший рядом со мной и до этого твердо озвучивший свое решение проживать дальше со мной и только со мной, вздрогнул и весь словно бы сжался.

– Помолчите, пожалуйста, господин Семиверстов, - вздохнула судья.
– Сейчас мы слушаем вашего отца.

– И правду говори, Павел!
– скомандовала свекровь.
– А не то, что тебе этот лиходей в уши плел!
– ткнула она пальцем в адвоката Антона.

Свекор вновь помялся и начал рассказывать, только теперь смотрел на внука. И я очень надеялась, что он действительно озвучит правду.

– Ко мне сын приехал… сказал, что ему нужно кое-что для фирмы сделать. Дескать, он мне машины купит, а потом я у нотариуса бумагу подпишу, что их ему дарю. Вот мы в салоны эти поехали, а тааааам…

– Ближе к делу, - поправила Павла Николаевича судья.

А мне пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы не попросить о перерыве. Рассказ свекра замелькал перед глазами тошнотворными яркими картинками. Неужели гадостное ощущение по отношению к мужу могло быть еще сильнее, чем сейчас?

– Так вот, Антошка там машины эти покупал, мы с ним ездили на меня их оформляли. А потом у нотариуса я бумажки подписывал какие-то. И вроде как они фирме отходили. Вот.

– Какими средствами располагал ваш сын, вы знаете? На чьи деньги были приобретены эти автомобили?
– задала вопрос судья, цепко глядя на свекра.

Павел Николаевич выглядел растерянным. Он вновь посмотрел на сына, но когда тот собрался что-то выкрикнуть с места, судья решительно стукнула молотком:

– Сейчас говорит ваш отец, господин Семиверстов!

Свекор вновь переступил с ноги на ногу и сказал:

– Карточкой своей расплачивался… да не одной. Серебристые такие, не знаю, какого банка.

– Вы знали, что при оформлении договора дарения на объекты, приобретенные в браке, вы обязаны были взять согласие вашей супруги?
– задала вопрос судья, на что свекровь тут же отреагировала:

– Я никаких согласий не давала! И узнала об этой все вакханалии случайно, когда бумаги нашла в ящике!