Вторая жизнь Дмитрия Панина

Дима поперхнулся чаем, впился взглядом в Валеру, надеясь, что он шутит.

– Нет, я не шучу, у нее появился любовник, молодой мальчишка, она совсем голову потеряла, а я всё ждал, когда она опомнится или он её бросит, любовник, то есть, а когда он это сделал, она исчезла. Меня таскали в милицию, подозревали, но трупа нет, дела нет, отпустили, но следователь до сих пор думает, что это я Ленку...

По мере того, как он говорил, он опускал голову всё ниже и ниже. А Дима машинально тоже наклонялся, стараясь заглянуть в глаза друга.

Совсем тихо, почти шепотом, Валера добавил

– Я не должен был тебе говорить, сейчас, в такое для тебя время, но устал молчать.

– Как это любовник?

– Дима вдруг почувствовал, как долго он был выбит из жизни этой больницей, и пока он был безучастен к миру, в этом мире всё время происходили события, упущенные им. Как в анализе, разрыв второго рода, подумал он, сразу представляя себе и функцию, и этот её разрыв второго рода. Одновременно он слушал, что говорил ему Валера.

– Да вот так, парень моложе на пять лет, да и не то, чтобы красавец, но вот посмотри ты... такая Ленка всегда была сдержанная, я думал, она по жизни такая, а она просто не была влюблена, никогда, понимаешь? И наконец, на тебе, влюбилась, да чёрт возьми, не в меня, украсила меня развесистыми рогами на развлечение всем знакомым, до потери рассудка влюбилась, жить без него не могла и уйти ей было некуда, он в общаге жил, заработков никаких, я мог, конечно, плюнуть на всё, оставить ей квартиру, сам уйти, снимать, мне бы денег хватило, не то, что им. Но я этого не сделал, не верил я в его чувства к ней, только я любил Елену, и никто другой.

– Думаешь она? Того?

– Не знаю, нет, надеюсь, что просто уехала начать жизнь с чистого листа вдали от всего.

– А тебе ничего? Молчком? Ему тоже ничего?

– И ему тоже. Его тоже таскали, подозревали, вдруг она беременная, и он решил от нее избавиться, ну у них, сам понимаешь, самые шаблонные решения на уме.

– И давно это случилось?

– Исчезла она месяца четыре как, ты уже не в себе был, я не мог тебе рассказать.

Смеркалось, мужчины сидели за столом, молчали. От кастрюли на плитке, где варились забытые макароны, шел пар.

А потом Валера встал, пошарил в рюкзаке, достал фляжку коньяка.

– Прости, я знаю, что ты не будешь, но я всё же выпью. Успокоиться надо.

– Да, конечно, выпей.

Дима встал, вынул из буфета две стопки, поставил, Валера налил в одну, чокнулся с другой и залпом выпил.

– А я всегда думал, что брак ваш удачный.

– Да нет, Дима, детей ведь у нас не было. Я думаю, были бы дети, мальчик, или пусть дочка, она бы занята была, ни о каких любовниках молоденьких не помышляла.

– А наш брак и Мишка не спас.

– Ну и наш, может быть тоже ребенок не спас бы. Но всегда думаешь, когда случается что-то плохое: вот если бы...

48

Дима стоял на пригорке, в утренней длинной тени раскидистой ракиты. У обочины густо желтела отцветающая пижма.

Дорога отсюда была видна далеко, и по ней, уже почти достигая поворота, чтобы скрыться из глаз, маленьким черным тараканом бежала машина Валеры.

Дима вздрогнул, когда подошедший неслышно Иван Сергеевич заговорил с ним.

– Ну что, - спросил он, - когда и ты двинешься вслед за дружком?

Дима обернулся, поздоровался, ответил не сразу.

– Я собрался сюда надолго, - сказал он.
– Возможно, до Нового года.

– Эка, куда хватил, до Нового года, - не поверил Иван Сергеевич.
– Когда ты приехал, такой весь усталый, потухший, тогда бы я ещё поверил, что доживешь до Нового года, а сейчас нет, не верю. Вижу, как ты смотришь вслед, и не верю. Домой хочешь, обратно в сутолоку жизни, к людям, к работе. Да и то, парень ты молодой, городской, не рыболов, не охотник, за грибами только с братом и ходил, и картошку не окучивал. Какой из тебя крестьянин? Затоскуешь ты здесь среди наших сосен. В город тебе пора.

Дима представил себе, как он идет по Горького до площади Пушкина, и дальше по Садовому кольцу мимо МХАТа, вниз, к Арбату, и по Арбату, к Смоленской. И защемило сердце,

– Да, - сказал он, - пожалуй, вы правы, я скоро уеду.

Часть вторая.

Дети и взрослые

1

Виолетта решилась на разговор с сыном, когда Дима выписался из больницы, и она поняла, что он не появится, слава богу.

Мише было восемь лет, он всё должен был помнить, и Виолетта постоянно думала, почему он не спрашивает об отце? Все эти долгие месяцы с сосущей тоской ждала вопроса.

Мальчик очень хотел спросить у матери, где папа, но детской душой своей ощущал, вернее, точно знал, что матери эти расспросы будут неприятны и не спрашивал.

Но когда прошло больше полугода, Панина решила, что обходить молчанием отсутствие мужа дальше невозможно.

– Ты помнишь отца?
– спросила она сына. Вопрос был идиотский, но ничего лучше Виолетта не придумала, чтобы начать разговор.

Миша внимательно посмотрел на мать, в глазах появилась настороженность.

– Да, - ответил он односложно.

– А не спрашиваешь никогда, где он.

– Я знаю, папа заболел, и лег в больницу. Болезнь у него тяжелая, и он будет там очень долго лечиться.

Миша замолчал, подумал, и добавил:

– Может быть, я даже успею вырасти раньше, чем он вылечится.

– А откуда ты это знаешь?
– Виолетта была удивлена ответами сына.

Миша отвел глаза, пожал плечами.

– Не помню, знаю и всё. Его санитары в белых халатах увели.

На самом деле, Дима как-то подслушал разговор бабушки с дедушкой, и из этого разговора понял, что отец в больнице и пробудет там долго, но сейчас, перед матерью он не хотел сознаваться в том, что подслушивал.

Виолетта решила, что на некоторое время это вполне приемлемый вариант объяснения, и кивнула головой, соглашаясь со словами Миши. И в ближайшие три года, вплоть до появления в её жизни Бориса, они к этому не возвращались. Впрочем, не возвращались и потом.

2

– Слушай, - спросил Виктор, - а ты не возьмешь кошку?

– Кошку?
– переспросил Дима, в удивлении решив, что Виктор предлагает ему завести животное для лечения психозов.

– Да, кошку, черную кошку, которая у нас в стационаре живет. Понимаешь, приперлись гаврики из сан-эпидемнадзора с проверкой без предупреждения, а кошка как назло в тот момент ошивалась на кухне, проскочила втихаря в двери, надеялась, что ей перепадет какой-нибудь жирный кусочек. Ну и крик до небес: "Антисанитария! Безобразие! Животные на кухне!"

Надеялись, наверное, что наш главврач начнет их замасливать, откупаться.

Ну, наш главный слишком много услуг сделал вышестоящим товарищам, чтобы бояться служащих санэпидемнадзора, у него есть враги и пострашнее, но всё же сказал:

– Кошку убрать в 24 часа! Пристройте к кому-нибудь или просто выкиньте! Мне не нужны добавочные неприятности из-за какой-то кошки!

И не пудрите мне мозги надуманным терапевтическим эффектом. Какой может быть терапевтический эффект от мрачной черной кошки для больных психиатрической больницы!?