Второе пришествие

– Мы должны срочно связаться с патриархом и сказать ему, что поддерживаем его и всю его церковь, - решительно заявил апостол Павел.
– И мы против раскольников вроде епископа Антония. Иначе мы лишимся всякой опоры на земле. Она и так за последний век сильно сократилась, огромное количество людей перестали верить в тебя, Иешуа. Неужели тебя это не беспокоит?

– А меня это не огорчает, - ответил Иисус.
– Пусть не верят, лишь бы становились лучше, справедливей, свободней. Если человек верит в меня и при этом совершает мерзкие поступки, то мне такая вера ни к чему, она меня только дискредитирует. А таких набралось, даже слишком много. И сейчас их предостаточно. Поэтому я не согласен оказывать поддержку патриарху и тем, кто его окружает. Я не стану вмешиваться в спор между ним и епископом Антонием, пусть рассудит судьба и время. Как я не вмешивался в спор между Лютером и папством.

– Я помню, - зло блеснул глазами апостол Павел.
– Ты так и не послушался моих увещеваний. А ведь я Тебя умолял вмешаться, заклеймить раскольника. Ты отказался. А что вышло? Христианство расколото, как никакая другая религия. Ее конфессии не могут ни о чем договориться, только без конца спорят друг с другом.

– Но почему ты полагаешь, Павел, что единство лучше раскола. Каждый раскол стимулирует новый поиск, а единство ведет к застою. А русская православная церковь яркий пример такого состояния. Когда я разговаривал с патриархом, то не почувствовал в нем ни одной божьей искорки. "Ты носишь имя, будто ты жив, но ты мертв". Так ты писал, Иоанн?

– Так, Отче, - подтвердил Иоанн Богослов.

– Можем ли мы поддерживать то, что на самом деле, если не умерло, но жизнь этом организме едва теплится. Я это делать не хочу.

– Может, кто-нибудь еще скажет?
– обратился апостол Павел к товарищам.

– Мы пришли сюда, чтобы укрепить нашу веру и поддержать нашу церковь, - резко вскочил со своего места апостол Иаков Зеведеев.
– И не можем безразлично смотреть на то, что тут происходит. Учитель, ты знаешь, как я был всегда Тебе предан. Но сейчас я на стороне своих братьев: Павла и Петра. Мы не можем отталкивать от себя патриарха и всех, кто за ним стоит. Иначе останемся тут ни с кем.

– Он прав, - произнес апостол Павел.
– Так дальше не может продолжаться. Если Ты не с нами, мы пойдем одни. Пришло время полной откровенности. Многие считают, что я, а не Ты, стал основателем христианской церкви. Так это или не так, но для меня церковь - это мое любимое дитя, дело всей жизни. А вот, как я окончательно понял, для тебя - нет. ты готов отречься от нее. Впрочем, я это давно подозревал.

– Ты волен думать и поступать, как считаешь нужным, - отозвался Иисус.

Какое-то время все молчали. Даже самый непримиримый - апостол Павел застыл неподвижно, как солдат на карауле. Он явно не ожидал такой развязки.

– Хорошо, я принимаю Твой вызов, - наконец проговорил он.
– У каждого своя повестка дня. Я ухожу. Кто со мной?

Вопрос буквально прибил всех к полу, все молчали, опустив глаза вниз.

– Петр, ты со мной?

Петр, как по команде, быстро встал, посмотрел на Иисуса, затем на Павла.

– Да, - ответил он.

– Кто-нибудь еще?
– обвел глазами апостолов Павел.

– Я с вами, - сообщил Иаков Зеведеев. - Внезапно он подошел к Иисусу и упал перед ним на колени.
– Прости меня, Раби, Ты знаешь, я всегда был с тобой. Но сейчас мое сердце с ними.

– Иду туда, куда зовет тебя твое сердце, - молвил Иисус.
– Ты всегда будешь со мной, а я - с тобой. Иди с Богом. Кто еще хочет к ним присоединиться?

Поднялся апостол Филипп. Он упорно не смотрел на Иисуса, его голова была низко опущена.

– Прости, Раби, я всегда был безмерно предан тебе и тогда, когда меня убивали в Гиераполисе, но сейчас мое бедное, растерзанное сердце призывает быть с ними. Мы не можем позволить, чтобы наша церковь, которая впитала кровь тысячи мучеников, была бы разрушена.

– Ты прав, Филипп, тысячи мучеников заложили фундамент церкви. И я помню каждого погибшего, каждого замученного ради этой великой цели. Я смотрел на то, как мучают их, и мое сердце обливалось кровью. Но нынешняя церковь ничего не имеет общего с этими жертвами, она давно отреклась от них. Неужели вы этого не замечаете? Поэтому я так и отнесся к патриарху, он для меня не пастырь, а всего лишь должностное лицо.

– Может, ты и прав, Раби, я даже уверен, что прав. Но я не могу ничего с собой поделать, я чувствую, что мой долг - встать на защиту церкви, какой бы несовершенной она не была. Потому что другой у нас нет. Когда я вхожу в храм и вижу там Твой лик и людей, которые молятся перед ним, сердце мое преисполняется благодатью. Это такая несказанная радость, с которой ничего не может сравниться. И я не могу ее утратить.

– Дело твое, Филипп. Только помни, что чувства не должны заслонять разум.

– Но я всегда жил чувствами, поэтому и пошел за Тобой. И уже не смогу изменить себя.

– Тогда иди с ними. Я тебя благословляю.

Апостол Филипп подошел к Иисусу и опустился на колени перед ним. Иисус положил ему ладони на голову. На несколько мгновений оба застыли в неподвижности. Затем апостол Филипп поднялся и, все так же с низко опущенной головой, направился к апостолу Павлу.

– Идемте, нам тут больше делать нечего, - произнес апостол Павел.

Все четверо под взглядами оставшихся покинули дом.

– Чего не произошло тогда, произошло сейчас, - задумчиво произнес Иисус.

63.

Введенский и Вера все последние дни постоянно смотрели телевизор. Новости становились все тревожней, судебные процессы, аресты активистов оппозиционных движений происходили теперь ежедневно. Купленные властью комментаторы и политики обрушивались на оппозиционные силы, которые якобы поддерживаются за границей и которые мечтают уничтожить государство, создать здесь свой марионеточный режим.

Введенский понимал, что власть перешла в наступление, период относительного либерализма завершился. Ее стратегия была предельно понятной, она поставила задача полностью сломить оппозицию, своими провокациями вынуждая ее перейти к активным действиям, отвечая на это все более многочисленными репрессиями и арестами.

Мысленно Введенский то и дело возвращался к Бурцеву, пытался отгадать, где он, что намерен предпринять. Сам же Бурцев пока не давал о себе знать. Но и среди задержанных его имя тоже не фигурировало. Возможно, он ушел в подполье, оттуда руководит своими сторонниками. Впрочем, пока активных действий они не вели, дело ограничивалось отдельными демонстрациями и словесной полемикой. Но Введенский мало сомневался в том, что этим все не ограничиться, маховик общественного противостояния только начинает набирать ход. Но остановить его уже крайне трудно, для этого нужны огромные усилия. Но пока все участники конфликты дружно двигались в сторону конфронтации.

Все это время Введенский не часто выходил из дома, он работал над новой книгой, но происходящие события гасили его энтузиазм. Кому сейчас нужно будет его творение, учитывая, какие события разворачиваются вокруг.

Возникшую ситуацию они без конца обсуждали с Верой, которая воспринимала происходящее с трагической серьезностью. Ее результатом стала в ней воскрешение вера в Бога, но только совсем иная, чем прежде вера. Введенский не раз поражался ее высказываниям.

– Это Бог нас всех наказывает за нашу трусость и соглашательство, за то, что мирились с преступным режимом. Позволяя власти делать то, что она делает, Он таким образом хочет, чтобы мы наконец очнулись, пересилили нашу покорность и равнодушие и отправились на борьбу.