Второе пришествие

– Предположим.

– Эта история уже известна патриарху.

– С вашей подачи?

– Разумеется. Моя обязанность информировать Его Святешейство о таких случаях.

– И вы выполнили свои обязанности. Поздравляю, никогда не сомневался в вашем служебном прилежании.

Чаров уловил в словах собеседника насмешку и почувствовал, что наливается злостью. Но внешне он не позволил проявиться этому чувству даже в виде жеста.

– Не мне вам говорить, дорогой Марк Вениаминович, насколько важно это событие для христианского мира. А то, что Иисус объявился в России, дает нашей стране уникальный шанс стать еще раз подтвердить свою высокую духовность.

– А вы не допускаете мысль, что если Иисус действительно тут появился, то не по причине особой нашей духовности, а как раз наоборот, что Он считает, что мы больше других отошли от Его идеалов.

– Это Его мнение или ваше?

– Не стану отвечать на этот вопрос.

– Хорошо, - вздохнул Чаров, - но в любом случае мы должны организовать Ему торжественную встречу.

– С почетным караулом, эскортом при проезде по улицам, торжественным приемом, который закончится большим обедом, - уже не скрывая иронии, проговорил Введенский.
– А заведовать протоколом будете, естественно, вы.

– Мне не нравится тон нашей беседы, - заявил Чаров.
– Мы обсуждаем важнейшие для всего мира вопросы, а вы ерничаете.

– А вы, Валериан Всеволодович, не задаете себе вопрос, почему Иисус не захотел встречаться ни с патриархом, ни с другими иерархами нашей церкви?
– вмешалась в разговор Вера.

Чаров повернул голову в ее сторону.

– Почему же?

– Разве не ясно, он осуждает их деятельность. Он не считает нашу церковь вполне христианской.

– Какая же она является по вашему мнению?

– Речь сейчас идет не обо мне.

– Вера права, - произнес Введенский.
– Не уверен, что Иисусу есть о чем говорить с патриархом.

– Но это просто безумие!
– воскликнул Чаров.
– Если у Него есть претензии к церкви, Он должен их изложить.

– Вряд ли речь идет просто о претензиях.

– О чем же?

– Я не считаю вправе говорить за Него.

– И все же буду вам безмерно признательным, если вы выскажите собственное мнение.

– Мне кажется, речь идет о полном неприятии.

Какое-то время все молчали, каждый переваривал произнесенные здесь слова.

– Если дело так обстоит, как вы говорите, Марк Вениаминович, то встреча с патриархом становится еще более настоятельной. Это будет великим событием для всех нас.

– А вы не боитесь?
– едко спросила Вера.

– Даже если и страшно, есть вещи, которые нельзя избежать. Каждый христианин должен быть готов однажды взойти на Голгофу. Для него это высшая точка, на которую способна поднять его вера.

– Возможно, - согласился Введенский, и Чаров понял, что на него произвело впечатление последняя сказанная им фраза.

– Я постараюсь организовать эту встречу, - произнес Введенский, но таким тоном, что становилось ясно, что дальнейшее обсуждение бессмысленно.

Беседа закончилась. Введенский и Чаров одновременно встали со своих мест. Перед тем, как расстаться Чаров спросил:

– Скажите, Марк Вениаминович, а почему Он выбрал именно вас как посредника?

– Я бы и сам хотел это знать. Будет возможность, спросите сами у Него.

56.

Проводив Чарова, Введенский вернулся в комнату. Вера пристально посмотрела на него.

– Ты выглядишь грустным, - оценила она.

– Ты не ошиблась. Мне грустно от того, что им стало известно о пребывании тут Иисуса.

Вера подошла к Введенскому и обняла его.

– Ты хотел владеть этой тайной безраздельно.

Введенский был немного удивлен ее проницательностью.

– Было такое желание.

– Но ты же понимал...

– Понимал, но желание все равно было.

– Что ты будешь делать?

– Как что? Сегодня сообщу Ему об этой просьбе. Я не в праве не довести ее до Иисуса. Но теперь события могут принять самый неожиданный оборот. Между Ним и этой конторой вряд ли возможно согласие. Они слишком разные, между ними историческая пропасть. Не представляю, как и о чем они могут договориться.

– Ты чего-то боишься?

Введенский ответил не сразу. Он обнял Веру и прижал ее к себе.

– Ты думаешь, Матвей сам по себе решил убить епископа Антония. Я в это не очень верю. Большая вероятность, что его надоумили. Возможно, тот же самый Чаров.

– Мой отец, кстати, никогда его не любил. Да и я тоже. Папа называл его двоедушным.

Введенский кивнул головой.

– Я всегда его таким и воспринимал. Но меня сейчас волнует другое. Наша патриархия - это по сути дела новый синедрион. А чем патриарх лучше Каиафа. Иисус им так же мешает, как и тем деятелям

Вера даже отстранилась от Введенского.

– Ты хочешь сказать, что они могут Его убить?

– А почему нет. Те убили, точнее, вынесли Ему смертный приговор, почему нынешние не могут сделать что-то похожее. Ведь если так рассудить, с того времени мало что изменилось. В том числе и люди, по отношению к Иисусу они испытывают схожие чувства. Он им так же мешает, как и тогда.

– Но это страшно. Надо срочно Его предупредить.

Введенский грустно улыбнулся.

– Полагаешь, Он этого не знает, не понимает, не учитывает. Но ведь и тогда Он все осознавал, а все равно пошел на Голгофу. Для Него это может быть был единственный способ победить эту камарилью. А если и сейчас Иисус захочет повторить то же самое, не найдя другого способа их одолеть?

– Нет, ты говоришь ужасные слова. Какой в этом смысл?

Введенский пожал плечами.

– Тогда распятие было у него последним аргументом. Может, и сейчас Он прибегнет к нему, если ничего другого не останется. Мы никогда до конца не поймем логику Его поступков. Но тогда это устроило всех, я подозреваю и апостолов. Без Него им стало гораздо легче, они почувствовала себя самостоятельными, каждый теперь мог идти своим путем. Что и произошло. И сейчас - тоже.

– Но тогда это не принесло пользы. Все пошло, как пошло. Результат известен.

– Польза все же была, не соверши Он этот поступок, на том все, возможно, и заглохло бы. Но в любом случае я очень не хочу, чтобы события развивались бы по схожему сценарию. Я все больше убеждаюсь, что Он сделал роковую ошибку, повторение которой я бы ни за что не хотел; Его смерть ничего не изменит; если что и способно изменить, так это Его жизнь. Но как Его убедить, если Он примет такое решение, не представляю.

Вера задумалась.

– А мне кажется, это можно сделать.

– Как?
– удивился Введенский.