Второе пришествие

– Для нового учения нельзя было сохранять старые книги, их следовало решительно отбросить. Это была моя ошибка.

– Для меня в них свята каждая буква.

– Если человек относится к книге, как к чему-то святому, это воспитывает в нем покорность, он отучается от потребности мысли. Вы посмотрите на результат. Разве не церковь не заповедник мракобесия?

– Но Спаситель...
– Больше сказать патриарх ничего не мог, он был потрясен. Словно обращаюсь за помощью, он посмотрел на апостола Павла.

– Иешуа любит преувеличивать, - произнес апостол Павел.
– Недостатки церкви Он превращает в неискоренимые пороки.

Взгляд патриарха снова обратился к Иисусу.

– Мне всегда казалось, что между вами согласие.

– Чаще всего согласие достигается подчинением одного мнения другому. Я против такого согласия. Если бы все апостолы имели бы одни и те же убеждения, какой в них смысл. Именно среди единомышленников бывают самые горячие и плодотворные споры.

– Да, это так, но...
– Патриарх снова не смог закончить мысль.

– Успокойтесь, - понял его состояние Иисус, - вы среди своих. Мария, принеси нам чего-нибудь выпить, - крикнул Он.

Буквально через минуту в комнату вошла Мария Магдалина, катя впереди себя сервисную тележку. Она налила в чашку чай и подала гостю. Тот благовейно принял ее.

– Познакомьтесь, Ваше Святейшество, это Мария Магдалина, моя жена.

– Все же жена, - только и смог вымолвить патриарх.
– Но ведь в Евангелиях... Впрочем, что я говорю.

– Да, в Евангелиях не все достоверно, - подтвердил Иисус.
– Впрочем, это далеко не главное.

– Что же тогда главное?

– Главное для человека - установить связь с Богом. Для этого церковь не обязательна.

– Я этой миссии посвятил большую часть жизни.

– Я знаю, но с Богом связь так и не установили. Это я вам компетентно говорю.

Что-то тяжелое навалилось на патриарха, невольно он опустил голову к полу.

– Что же надо сделать для этого?
– негромко спросил он.

– Связь с Богом устанавливается тогда, когда человек чувствует в себе свет подлинной любви, когда он совершает бескорыстные добрые поступки, когда злобу, ненависть, раздражение, зависть он переплавляет в добро, благожелательность, в помощь, в бескорыстие. Вот и все, что для этого нужно. И никакие храмы ничего этого не заменят. И если этого в церкви нет, зачем она. "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий". Так, говорил наш друг, Павел.

– Первое послание к коринфянам, - пробормотал патриарх.

– Пейте чай, остынет, - напомнил Иисус.

– Да, конечно.
– Патриарх машинально сделал глоток из чашки, не чувствую вкуса напитка. Затем посмотрел на Иисуса.
– Что же мне делать?

– Вам решать. Бог дал вам свободу воли. Бог не подсказчик, он учитель, друг, советчик. Но последнее слово он оставляет за человеком. Иначе, какой в нем смысл.

– Я думал, после встречи с Вами мне будет легче, а стало еще тяжелей. По силам ли мне эта ноша?

– Я вам помогу, - вместе Иисуса ответил апостол Павел.

Патриарх обратил взгляд к Иисусу, но молчали не только Его уста, но и лицо, которое было совершенно бесстрастным, словно бы все происходящее тут Его никак не касалось.

Патриарх понял, что разговор завершился, много или мало, но это все, что хотел ему сказать Спаситель. Наверное, больше он не заслужил.

62.

Все молчали, но молчали по-разному. Апостолы настороженно и выжидающе, Иисус как-то задумчиво. Он смотрел куда-то поверх их голов и о чем-то размышлял. При этом на его лице появилось какое-то отстраненное выражение.

Первым не выдержал разлившегося по комнате напряжения апостол Павел. Он вдруг вскочил со стула и от нервного возбуждения едва на запрыгал на месте.

– Что ты делаешь, Иешуа? Ты окончательно все разрушаешь. Это же был патриарх одной из самых больших наших церквей. А ты вместо того, чтобы укрепить в нем веру в себя, ее разрушил. Мы не можем больше этого терпеть.

– Кто это мы?
– спросил Иисус.

– Мы - это твои соратники, которых ты однажды призвал идти за тобой. И мы пошли на мучения на смерть.

– Павел прав, - поддержал его Петр.
– "Я говорю тебе: ты - Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах". Вспомни, это же твои слова.

– Мои, - подтвердил Иисус.

– Когда я висел в Риме на кресте головой вниз, я думал о тебе, Господи.

– Мое сердце в тот момент обливалось кровью. Я так желал, но не мог облегчить твои мучения, - произнес Иисус.

– А я и не просил это сделать, я был горд, что погибаю за Тебя.

– Но мы не можем жить одним прошлым, - решительно поднялся со своего места Иуда.

Все разом повернулись в его сторону.

– Мы не можем жить прошлым, - повторил он.
– Да и сама по себе мучительная казнь не означает чью-либо правоту. Это не аргумент в споре, а мы постоянно к нему прибегаем. Нам нужно посмотреть на реальную ситуацию, а не без конца заклинать, что нельзя ничего менять только потому, что мы так все когда-то создали.

– Не тебе это говорить!
– вдруг взвизгнул апостол Петр.
– Или ты забыл, как предал Учителя. Я всегда был против твоего прощения. И был прав. Вспомни, Иешуа, я тебя предупреждал.

– Это мое решение и я о нем не жалею, - отозвался Иисус.

– Но наше мнение тоже кое-что означает. Пусть выскажутся другие. Вот Иоанн. Ты дольше всех прожил на земле.

Апостол Иоанн медленно поднялся со стула. Его глаза были устремлены вверх.

– "И когда Он снял четвёртую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными", - процитировал он сам себя.

– Да чтоб тебя черти взяли со своими всадниками. Всю плешь ими проел. Ты можешь произнести хоть одно предложение, четко и ясно, без своей символики, - чертыхнулся апостол Петр.

Апостол Иоанн посмотрел на Петра так, словно бы видел его в первый раз.

– Пророчество сбудется скоро, - произнес апостол Иоанн.
– Осталось ждать совсем недолго.

Апостол Петр безнадежно махнул рукой.

– Ты всегда был не от мира сего. Таким и остался. А у нас конкретный вопрос, от которого очень много зависит.