Второе пришествие

К нему подбежал Симон Кананит и стал размахивать перед его лицом кинжалом.

– Римлянин!
– вдруг закричал он.

Вряд ли многие поняли, что означает этот вопль, но он еще больше возбудил толпу. Вперед выскочил Галаев.

– Будем судить его. Все видели, что он совершил?

– Все!
– раздался дружный ответ.

– Считаю, он заслуживает смерть!
– провозгласил Галаев. - У кого есть еще мнения?

Несколько голосов почти в унисон закричали: "Смерть".

– Я заколю его, - вызвался Симон Кананит.

После короткого колебания Галаев кивнул головой.

– Давай. Все согласны?
– обратился он к окружающим.

Не столь уже дружно, но все согласились. По крайней мере, никто не выступил против такого решения.

Апостол сделал шаг к полицейскому, у которого от ужаса едва не вылезли глаза из орбит.

– Симон!
– раздался громкий и требовательный голос.

Апостол замер на месте и медленно стал поворачиваться.

– Симон, - уже немного мягче произнес Иисус, - разве я тебе этому учил?

Симон молчал, лицо апостола отражала происходящую в его душе борьбу.

– Он тяжело ранил одного из наших, Учитель, - проговорил Симон Кананит.

– Это не причина, чтобы его убивать самого. Ты видел, что на него напали, а он защищался, то есть спасал свою жизнь. Пусть каждый представит себя на его месте и скажет себе, насколько виноват этот человек. Если он достоин суда, то справедливого, а не расправы под влиянием гнева. Ты забыл Кананит, к каким последствиям привели твои товарищи зелоты иудейский народ, ты хочешь, чтобы и тут повторилась та же трагедия. Ты так ничего и не усвоил. Значит, все мои усилия оказались напрасными, ты только делал вид, что изменился, что проникся духом любви и милосердия. Мне грустно, очень грустно.

Сгорбившись, Иисус медленно побрел в сторону дома. Вслед за ним последовали апостолы. Все молча провожали их взглядами.

Симон Кананит нерешительно топтался на месте, явно не представляя, на что решиться. Внезапно с громким криком: "Раби" бросился за Иисусом.

– Отведите этого парня в дом, - хмуро приказал Галаев.
– Потом с ним разберемся.

82.

Введенский неожиданно для себя решил выйти из самоизоляции. Почему пришло к нему такое решение именно сейчас, он точно сказать не мог. Он вообще в последнее время плохо понимал мотивы своих поступков. Сначала его это беспокоило, потом прекратило беспокоить. Раз так происходит, значит так это и надо. А ему остается одно - выполнять поступающие указания.

Он решил отправиться к Бурцеву, с которым не общался несколько дней. Тот сидел в окружение нескольких своих ближайших сторонников, все уткнулись в компьютер и что-то внимательно изучали.

– Марк, хорошо, что пришел, - приветствовал его Бурцев.
– Ты словно бы где-то растворился.

– Решил провести некоторое время в кампании с самим с собой, - ответил Введенский.

– Тоже нужное дело, - одобрил Бурцев.
– А мы изучаем последние новости.

– Что-то есть интересное?

– Есть. Сегодня прошло заседание Совета Безопасности. По его итогам принято решение о необходимости стабилизации возникшей ситуации.

– Что это означает?

– Я думаю, это означает одно: готовятся решительные меры. Больше они не желают с нами либеральничать.

– И как это будет выглядеть?
– Введенский почувствовал волнение.

– Точно сказать невозможно. Но готовиться следует к самому страшному. Эти люди не простят нам пережитого ими страха.

– Что же делать будем мы?

– Обороняться всеми имеющими у нас силами.

– Но у них оружие. Они могут его применить.

– Могут и скорей всего применят. Так что готовься, Марк.

– Каким образом?

– Хотя бы морально.

– Ты хочешь сказать, что бы я был бы готов умереть.

Бурцев пристально посмотрел на Введенского.

– А хоть бы и так. Это игра со смертью. Боишься ее?

– Боюсь, - не стал юлить Введенский.

– Все боятся. Только одни способны преодолевать этот страх, а других он целиком захватывает. В этом все и отличие. Видишь, какая малость, - усмехнулся Бурцев.

– В самом деле, просто ерунда, - подыграл ему Введенский.
– Но все же просвети, если они применят оружие, нас же положат всех в течение пары минут.

В комнате воцарилась тишина, все смотрели только на Бурцева.

– У нас тоже припасено оружие. Конечно, наш арсенал с их не сравнить, но это все же лучше, чем ничего, - произнес Бурцев.

– Но если обо стороны применять оружие, это будет настоящим побоищем, - похолодел Введенский.

– А что ты хочешь, мы же не в игрушки играем. Когда ты присоединился к нам, ты знал, на что шел.

– Знал, - признал Введенский.
– И все же надеялся, что до этого дело не дойдет.

– За твои надежды я не отвечаю, дорогой друг, - едко сложил губы Бурцев.
– Да и не мог ты всерьез так думать. Ты же историк, кому как не тебе знать, чем завершаются подобные противостояния. Победа не дается легко, когда имеешь дело с таким противникам. Дай им волю, они половину человечества уничтожат ради сохранения своей власти и привилегий. Мы уже беседовали с тобой на эту тему: без крови тут не обойтись. Я согласен с тем, что ее должно быть как можно меньше. Но не все зависит от нас.
– Бурцев на некоторое время замолчал.
– Кто-то из тех, кто находится среди нас, скоро погибнет. Может, ты, Марк, может, я, а может мы оба. Вполне вероятно, что кто-то живет последние часы на земле. И ничего, дорогой друг, с этим не изменишь. Хочешь, открою маленький секрет, перед тем, как прийти сюда, я немало читал о жизни и смерти, о том, что нас ждет после нее. Ведь она с каждым днем становилась все более реальной.

– И как помогла тебе такая литература?
– с интересом спросил Введенский.

– А вот сижу и думаю сейчас над этим вопросом. И не могу найти ответ. По крайней мере, радует, что по многим свидетельствам жизнь смертью не кончается. Хотя, кто знает, может быть лучше, если бы кончалась. Раз - и все как отрезало. Мне кажется, сама по себе смерть не страшна, страшно ее ожидание, предчувствие, понимание неизбежности. А когда она приходит, все страхи умирают вместе с ней. А вот в том, чтобы быть мертвым, нет ничего ужасного.

– Как-то мрачно это звучит, - заметил Введенский.

– Это уже вопрос вкуса, - неожиданно улыбнулся Бурцев.
– Для одних мрачно, для других, наоборот, светло. Знаешь, японские самураи перед тем, как отправиться на опасное задание, где были все шансы с него не вернуться, или на битву, писали стихи, где подводили итог своей жизни или отражали свой взгляд на ее. Вот и мне захотелось это сделать.

– Ты написал стихотворение?
– удивился Введенский.

– Впервые в жизни. Никогда не предполагал, что сумею это сделать. А вот получилось.