Второе пришествие
Шрифт:
– Но если так, почему бы нам не укрыться в здании и там поговорить?
– предложил Введенский.
– Мне хочется погулять, подышать воздухом. Надоело сидеть в душной комнате.
– Не заметил, чтобы там было душно.
– А как ты мог заметить, ты провел в ней всего пару минут.
– Вера, мне кажется, мы с тобой говорим не о том.
Девушка взглянула на своего спутника.
– Как знать, о том, или не о том. Иногда люди вроде бы говорят о важных вещах, а оказывается, это к ним не имеет никакого отношения.
Введенский подумал, что раньше Вера с ним так не разговаривала.
–
– Я знаю, что сильно виноват перед тобой, что проявил малодушие. Прости меня.
Введенский надеялся, что его слова произведут впечатления на Веру, но даже если это и случилось, то оно оказалось совсем иным.
– Сейчас это уже не имеет значение, - сказала она.
– Есть гораздо более важные вещи.
– Какие?
– Ты не понимаешь?
– удивилась Вера.
"Я уже почти ничего не понимаю", - подумал Введенский.
– Если честно, не совсем. Ты разговариваешь со мной совсем иначе, чем еще недавно. Мне кажется, что я тебя почти не узнаю.
– Возможно, я изменилась, - задумчиво произнесла Вера.
– Хотя мне так не кажется. Скорей обстоятельства вокруг нас изменились. И они требуют иной реакции буквально на все.
– Я не хуже тебя понимаю, что мы находимся совсем в других условиях, чем недавно.
– Дело не только в этом. Я как-то стала по-иному смотреть на мир. Не знаю, поймешь ли ты меня.
– Я постараюсь, - пообещал Введенский.
– Мне кажется, несмотря на нашу веру, мы все слишком, словно в одиночной камере, заперты в самих себе. И нам не хватает более широкого взгляда на жизнь. Даже те, кто считают, что смотрят на нее широко, на самом деле обманывают себя. Просто они позиционируют себя по- другому, более объемно что ли. Но если как следует покопаться, то разница не так уж и велика. А зачастую ее вообще не существует. Я понятно объясняю, Марк?
– Понятно. Хотя, если честно, не до конца понятно. Вроде бы понимаю, о чем ты, а вроде бы и нет.
– Я так и предполагала, - уголками губ улыбнулась Вера.
– Ладно, скажу по-другому: о чем бы мы не думали, чего мы бы не делали, мы всегда думаем только о себе и делаем это исключительно для себя.
– Ты не права, - едва ли не простонал Введенский.
– Я всегда старался делать так, чтобы тебе было бы хорошо. Да, согласен, в последний раз у меня не получилось, но я постараюсь извлечь из этого урок.
– Я же говорила: все только о себе и для себя. Когда ты сделал нечто для себя, что меня возмутило, это на тебя подействовало. А когда делал для себя то, что мне нравилось, ты об этом и не задумывался. Но и тогда ты поступал так, как хотелось тебе. Ты смотрел на меня через призму своего эгоизма.
– Пусть так, хотя я не полностью с тобой согласен. Но такова человеческая природа. И с этим ничего невозможно поделать. Этому посвящено тысяча сочинений.
Вера покачала головой.
– Мария Магдалина мне говорила, что это не так, что человеческая порода не столь безнадежно эгоистична. Просто человек привык себя олицетворять с эгоизмом. А эгоизм - самая примитивная форма нашего поведения.
– Никогда не считал эгоизм высшим проявлением человеческой природы,
но и без него невозможно, не будет стимула ни то: развиваться, совершенствоваться, да и просто жить. Мы не можем обойтись без самих себя.– Да, подавляющее число людей, но не все.
– Вера, любимая, давай останемся реалистами!
– взмолился Введенский.
– Мы не перепрыгнем через себя, а если попытаемся, сломаем шею. Просто быть честным, добрым, мужественным человеком уже большее достижение. Таких-то на земле мало, а ты говоришь про каких-то сверхлюдей. Возможно, они появляются, но не больше одного на столетие.
– Да, возможно, - как-то неуверенно согласилась Вера.
– Но я все же не про это. Конечно, мы не станем такими людьми, но цель ими стать мы же можем перед собой поставить.
– Цель можно поставить любую, - пробормотал Введенский.
– Но это ничего не изменит, мы ее не добьемся, только силы и время понапрасну истратим.
– Вот видишь, ты даже не готов обсуждать эту тему. Но разве не для того пришел Иисус, чтобы человек хотя бы задумался на эту тему. Мария Магдалина так мне прямо и сказала: человечество спит и видит ужасные сны. И ведет себя в соответствии с ними. И чтобы они прекратились нужно его разбудить. Но нужны люди, кто будет это делать. Вот поэтому я здесь. Кто-то должен взять колокол и начать звонить - проснитесь.
– Вера, вспомни историю, колокол брали и в него звонили много раз. Но если кто-то и пробуждался, так в основном одни негодяи. Это очень рискованное занятие.
– Тогда зачем ты здесь, Марк?
– Я пришел, чтобы быть рядом с женщиной, которую я люблю.
– Этого недостаточно.
Введенский хотел было ответить, что достаточно, но не успел. Раздался чей-то крик: "Они идут! Все по местам".
– Начинается, - произнесла Вера, и уже не обращая на Марка внимания, побежала к баррикаде.
76.
Введенский почувствовал растерянность, он не представлял, что должен делать в этом случае. Несколько секунд он стоял неподвижно, взглядом пытался отыскать Веру, чтобы к ней присоединиться, но она куда-то исчезла.
Из подъезда выбежал Бурцев.
– Дима, что мне делать?
– крикнул ему Введенский.
Бурцев на мгновение остановил бег.
– Ищи сам свое место здесь, - крикнул он в ответ и помчался дальше.
Введенский решил, что будет следовать за своим другом, и побежал за ним. Со всех сторон к баррикаде сбегались люди, и буквально через пару минут она вся была ими облеплена.
Введенский занял место неподалеку от Бурцева. Тот отдавал команды, однако, как заметил Марк, не все его одинаково слушались. Люди Галаева это делали не очень охотно, сам же он всякий раз после очередного приказа Бурцева, отдавал собственный приказ, почти полностью копирующий предыдущий.
Но внимание Введенского быстро переключилось совсем на другое. Он осторожно выглянул из-за баррикады, и ему стало не по себе. На них надвигалась выстроенная в несколько рядов колонна полицейских, которые закрывались большими щитами. Они шли медленно, но неуклонно приближались к укреплениям. Еще несколько минут, и передовой отряд достигнет их.