Второе пришествие

В полицейских полетели камни, деревянные брусья, но этот обстрел не достигал нужного результата, так как все метательные снаряды отражали щиты. Введенский уже начинал понимать, что рукопашной схватки не избежать.

Ему захотелось незаметно исчезнуть, укрыться в доме. Но в этот момент он заметил Веру, оказалось, что она расположилась всего в каких-то пяти метров от того места, где находился он сам. На него она не обращала внимания, и Введенский почувствовал обиду. Но в любом случае о бегстве теперь не могло быть и речи.

Внезапно он ощутил, как на его плечо мягко легла чья-то рука. Он обернулся, рядом с ним находился Иисус.

– Не бойтесь, - шепнул Он ему.
– Все будет хорошо.

Вдруг что-то произошло с Введенским, не то, что страх совсем уж пропал, но его острота ослабела, он приобрел размер, который уже можно было контролировать.

Введенский сразу почувствовал себя уверенней. Он прекрасно осознавал, кому он этим обязан.

– Спасибо, - поблагодарил он.

Иисус улыбнулся, подошел к Бурцеву и о чем-то его спросил. Тот показал Ему на другой край баррикады, где почему-то было меньше защитников. Иисус вместе с апостолами направился туда.

Бурцев отдал очередную команду, несколько сотен защитников баррикады перебрались на другую ее сторону и вступили в рукопашный бой с полицейскими. Введенский не без колебания последовал за ними. Людской поток внес его в схватку, вместе со всеми он что-то завопил. Но вот что делать дальше, он понимал не слишком хорошо, даже в детстве он не любил драться, и сейчас не знал, как себя вести. А до столкновения с противной стороной оставались считанные секунды, противников разделяло не больше десяти-пятнадцати метров. Внезапно он получил сильный удар по голове, все поплыло перед глазами, а затем он упал на землю.

77.

Введенский очнулся в какой-то комнате. Некоторое время ему понадобилось на то, чтобы вновь вернуться к реальности. Он вспомнил, что вместе со всеми выбежал навстречу приближающейся колонне полицейских. А вот дальше в его сознании был пробел. Что произошло после этого, он не помнил.

Введенский попытался сесть, но снова вынужден был лечь, так как голова откликнулась на эту попытку сильной болью. Второй раз он это сделал медленно и осторожно, что оказалось правильно, так как боль теперь была вполне терпимой. Он посмотрел по сторонам и увидел сидящую рядом с ним Вера.

– Вера!
– обрадовался он.

– Наконец-то ты очнулся, - произнесла она.

– Я был без сознания?

– Почти три часа. Я даже стала думать: не в коме ли ты?

– Только этого не хватало? А что со мной случилось?

– Тебе в голову угодила резиновая пуля. Содрала кожу.

Только сейчас Введенский ощутил жжение в районе виска. Машинально он поднес к нему руку.

– Не дотрагивайся до этого места!
– воскликнула Вера.
– Будет только хуже. Я смазала висок мазью.

– А кто меня сюда доставил?

Вера отвернула голову.

– Какая тебе разница, доставили и радуйся. А то в той давке могли и затоптать.

– А какая сейчас ситуация?

– Ты мне прямо допрос устраиваешь, - пробурчала Вера.
– Пока все спокойно, полиция отступила до следующего раза. Тебе надо поесть и попить.

Едва Вера произнесла последние слова, Введенский ощутил сильный голод и сильную жажду. И с жадностью набросился на еду, хотя она была самой простой - картошка с тушенкой. Он и забыл, когда в последний раз ел это блюдо. Раньше не то, что его не любил, скорей был к нему равнодушен, сейчас же оно показалась райской пищей.

Пока Введенский ел, Вера наблюдала за ним. Поглощенный едой, он заметил это не сразу.

– Ты странно смотришь на меня, будто изучаешь, - между двумя приемами пищи заметил он.

– Так оно и есть, - подтвердила Вера. - Хочу понять, что ты за человек.

– До сих пор не поняла?

– Думала, поняла, теперь так не думаю.

– Странно, всегда считал, что мы хорошо знаем друг друга.

– Мария Магдалина мне как-то сказала: в человеке столько слоев, что их невозможно познать все. Всегда что-то остается непознанным. И это непознанное и есть самое главное в нем.

– Ты постоянно цитируешь ее.

– Да, я многому у нее учусь.

– И чему же учишься?

– Любви, - коротко ответила Вера.

Этот ответ почему-то заставил Введенского вздрогнуть.

– А разве любви можно научиться? Мне казалось, что нельзя.

– Ты прав, научиться любви невозможно, но можно брать пример с любящего человека. Ты же видел, как они любят друг друга.

– Они другие, - возразил Введенский.

– Нет, не другие, - не согласилась Вера.
– В нас есть частица божественного, а в них есть частицы человеческого. И мы можем увеличивать в себе это божественное.

– Вот не предполагал, что именно тут мы будем беседовать на такие темы.

– А мне кажется, как раз тут на такие темы и стоит говорить. Никто из здесь присутствующих не знает, что будет с ним даже через несколько минут. Так когда, если не сейчас, потом может будет поздно. Вот и надо говорить о самом главном. Второстепенно оставить на потом.

Конечно, Вера всегда была необычным человеком, за это он ее и горячо полюбил, но все же сейчас что-то в ней сильно изменилось. Она словно куда-то от него отодвинулась. И он не до конца уверен, что она зовет его за собой. Да и он, готов ли пойти за ней?

Введенский грустно вздохнул и поставил пустую тарелку на пол. Как-то все стало уж очень непонятно в его жизни, а ведь еще совсем недавно ему практически все было ясно. А теперь решай экзистенциальные вопросы. По правде говоря, он никогда особенно не любил это делать, так как погружаешься уж в очень зыбкую и огромную зону неопределенности.

В комнату вошел Бурцев и направился к Введенскому.

– Как ты?
– поинтересовался он, садясь напротив него.

– Вроде оклемался.

– Это замечательно, резиновая пуля - штука опасная. Может, и убить. Считай, что тебе повезло.

– Теперь буду считать.
– Введенский бросил быстрый взгляд на Веру, которая молча сидела рядом и казалось не интересовалась разговором мужчин.

– Объясни, Дима, их так много, они так хорошо экипированы. Почему они не разгонят нас?

– Потому что пока еще не решили, что с нами делать. О том, что тут происходит, сообщают все информационные агентства, десятки телевизионных каналов по всему миру. Их это останавливает. По крайней мере, пока. Но это вопрос времени. У них нет выбора, они прекрасно осознают: мы или они. Третьего не дано.